Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»)

Как многие, я свято верил, что Ника Турбина является автором своих стихов. Хотя червячок сомнений медленно рос в моей душе до конца 2013 года, когда Татьяна Барская сказала мне: «О Нике был создан миф. Ника – чудо, но чудо фантазий двух талантливых женщин и великих авантюристок – Майи и Люды. Я бы многое им простила, если бы не ложь. Мне кажется, что Ника погибла от лжи. Она понимала, что является игрушкой в руках мамы и бабушки». После этих слов я процитировал первую строку стихотворения Ники: «Я как сломанная кукла…», считая, что она здесь уместна и подтверждает слова Барской. «Да, – согласилась она, – но стихи писала не Ника, а бабушка. Я впервые видела людей, погрязших во лжи. Они выдумали Нику, сделали ее игрушкой и погубили, подсказывали ей недетские темы для стихов, которые, не исключаю, дорабатывал дедушка». – «Если за Нику писали стихи, – вырвался у меня вопрос, – то как она их так читала?» – «Ее заставляли заучивать. Помню, в 12-ю школу приехали дети из Англии, и на встрече с ними Ника должна была выступать. Она сидела рядом со мной и дрожала. Я спросила, что с ней, она ответила: “Я боюсь, что забуду слова”. Ее толкали на зубрежку. И у меня в редакции на встрече, когда ей было восемь лет, она была зажатая».

Не скажу, что это откровение было для меня ударом, но подросший вмиг до червяка червячок сомнений заметно зашевелился, а потом и оживился в конце лета – начале осени 2014 года после встречи в Ялте с Лилией Молчановой. На мой вопрос: «Как вы считаете, кто писал стихи – Ника?» – Молчанова ответила: «Это Люда, у меня такое мнение. Майя вряд ли могла. Я давно так считала, а Таня Барская сравнительно недавно согласилась со мной». – «Как же тогда Ника с таким подъемом, с такой энергией читала стихи?» – поинтересовался я и услышал в ответ: «Она зазубривала. Вы знаете, я когда-то была в Москве на встрече с Окуджавой, он был уже старенький, читал стихи, пел песни, и, когда забывал слова, зал ему подсказывал». Может, потому Ника и дрожала, сидя рядом с Барской, что, если бы забыла слова, ей их никто не подсказал?! Народная мудрость гласит: не мудрено забыть, не знавши. Не исключено, что по той же причине Ника всегда старалась быть рядом с мамой.

Мнения Барской и Молчановой подтверждает сама Ника. Напомню, что в одном из первых своих интервью на вопрос, много ли она знает наизусть чужих стихов, она призналась: «Не люблю учить стихи. Над ними можно думать, чувствовать и понимать их – необязательно учить. Человека нельзя заставлять учить стихи. Если заставишь, то поэзия может растаять, как лед на солнце, и уйдет из стиха»[261]. А как же тогда актеры-чтецы, которые учат не только стихи, но и поэмы и даже отрывки из романов в стихах, к примеру, те же Дмитрий Журавлев и Михаил Козаков[262], которых я имел счастье слушать?! Они читали: первый – стихи Маяковского, а второй – Пушкина так, будто сами были авторами, и в залах, заново рождаемая их голосами, звучала вечная поэзия.

Вспомним также, что, когда Нике и Карповой предлагали переехать в Америку, Карпова отказалась прежде всего потому, что Ника никогда не сможет выучить английский язык – ей пришлось бы его зазубривать так же, как она зазубривала все предметы в школе.

Выше речь идет о периоде от первой публикации Ники до ее поездки в Америку, то есть когда ей было от восьми до тринадцати лет. Именно на этот период пришлись ее поэтические победы и выступления, которыми она потрясала многолюдные залы, ничуть не сомневавшиеся, что слышат стихи в исполнении автора.

По словам композитора Петра Старчика, у него тоже были сомнения относительно авторства Ники. Он ссылается на Майю Луговскую, у которой проявились полный антагонизм и неприятие Никиных стихов. Основано это было на ее свидетельстве о том, что некоторые стихи Майя Никаноркина привозила ей как свои, когда до рождения Ники приезжала в Москву по литературным интересам. «Я доверяю только Майе Луговской, – рассказывает Старчик, – которая старалась быть в этой истории объективной, спасти Нику от наплыва литературщины и возвеличивания. Она свидетельствовала, что некоторые стихи Ники были написаны ее мамой. Возможно, в них что-то и было Майино, но они были Никины по сознанию, она их читала, как свои, будто в нее их вживили. Но что-то было написано и Никой. С Луговской я даже пытался спорить: какая, мол, разница, – пусть в этом и Майя Никаноркина участвовала, пусть это даже авантюра, мистификация, но феномен Ники явный и ясный для всех?! И я реагировал с абсолютным доверием».