Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»)

Автор: А в Москве Ника писала?

Карпова: Были стихи, но надо посмотреть в книге, даты можно придумать, это значения не имеет. В «Ступеньках вверх, ступеньках вниз…» было много московских стихов.

Автор: Даты придумывать нельзя, потому что по ним будут судить, писала Ника в этот период или нет. Что касается «Ступенек…», то московских стихов там не видно, так как те, что есть, написаны, кончая 1987 годом, а в Москву она переехала в 1988-м. Тем более что 1987 год, как я понимаю, поставлен с натяжкой на два года, а то и больше. А когда были написаны неопубликованные стихи?

Карпова: До приезда Ники в Москву. В Москве она почти ничего не писала (Карпова сама себе противоречит. – А.Р.), была ранена настолько, что ей не писалось. Она писала только записки в прозе.

Обратите внимание на слова Карповой «нам не поверят» (не Нике, а нам, то есть маме и бабушке) и «даты можно придумать», что они с Майей и делали, расставляя их как попало, забыв о логике и хронологии. Не поленитесь и пролистайте книгу «Черновик» Никуши, чтобы убедиться в этом. И не забудьте, что почти во всех хранящихся у меня оригиналах стихов Ники даты отсутствуют. Только под стихотворениями «Однажды в снег…» и «Отцу» рукой взрослого человека поставлены даты – соответственно 29/VII-81 г. и 15/XII-81 г.

Я не верю датам, стоящим под Никиными стихами в ее книгах. Во-первых, потому, что там указаны годы с 1980-го по 1987-й. Это значит, что все стихи в двух вышедших при ее жизни книгах написаны за семь лет, когда Нике было от семи до одиннадцати. В то же время, по словам Карповой, Ника написала все с пяти до восьми лет, то есть с конца 1979-го по конец 1982 года, или, учитывая, что она родилась в декабре, с начала 1980-го до начала 1983-го. Юлиан Семенов впервые прочитал стихи Ники зимой 1983 года, не позднее конца января – начала февраля. Получается, что от знакомства Семенова со стихами Ники до их публикации в «Комсомолке» прошел месяц, за который, даже если отбросить 1982 год, так как это был конец его, Ника, выходит, написала 49 из 77 стихотворений, вошедших в «Черновик». Естественно, за один месяц она столько написать не могла, но это если предположить, что все эти стихи действительно были показаны Семенову, о чем утверждала Карпова. В «Комсомолке» же опубликовано лишь одно стихотворение, относящееся к 1983 году, и по пять – к 1981 и 1982 годам.

Интересно то, что вошедшее в книгу «Черновик» стихотворение «Вы – поводырь…» (см. гл. 13, ч. I) вышло без посвящения Евтушенко, которое впервые появилось лишь спустя 20 лет в книге «Чтобы не забыть». Наверное, Евгений Александрович посчитал, что будет выглядеть нескромно то, что он написал предисловие к первому сборнику стихов Ники, а она в нем же посвящает ему стихотворение.

Меня поразило столь резкое изменение мнения Татьяны Барской о Нике как об авторе. Ведь когда я брал у нее интервью летом 2003 года, она ничего подобного не говорила, о Нике отзывалась тепло и с преклонением перед ее талантом. Аналогичное мнение она высказывала в своих статьях. Так, в одной из них она, уже после ухода Ники, писала: «Стихи Ники были не по-детски философскими. В ее детском лепете часто звучал вопрос: “Душа-невидимка, где ты живешь? Твой маленький домик, наверно, хорош”. Живя физически в обычном мире, она одновременно мысленно пребывала в ином, доступном лишь ее гениальному сознанию измерении. Именно там она была в своей стихии, как звезда в космосе. В свои десять лет задумывалась над тем, что такое счастье. Хотела, чтобы наша планета была цветущим садом, готова была прикрыть ее от бед: “Ты спи, земля, такая голубая, такая невесомая, земная. Я буду вечным сторожем твоим”»[266].

Не исключаю, что за прошедшее с тех пор время у Барской резко испортились отношения с Майей и Карповой. Поводы для противостояния у них были. По словам Барской, она как-то сказала Майе, а потом написала в газетной статье, что Майя виновата, отпустив дочь в Швейцарию и бросив ее одну в Москве. «Майя обрушилась на меня, – вспоминает Татьяна Николаевна. – “Ты, что считаешь меня б…? Ты меня опозорила! Выходит, я мать, чей ребенок-подросток был брошен на произвол судьбы?!”». Как говорится, на воре и шапка горит. Правда, особенно сказанная в лицо, всегда возмущает, не говоря уже о том, если она становится достоянием публики. Карпова могла ненавидеть Барскую еще и потому, что ревновала к ней Никаноркина, сотрудничавшего с газетой «Советский Крым» (позже «Крымской газетой») в течение многих лет. На мой прямой вопрос Барская с улыбкой ответила, что с Никаноркиным ее связывали только деловые и дружеские отношения. Я знаю Барскую с того же 2003 года, что и Майю с Карповой, мы познакомились с ней у них дома. С тех пор я поддерживал отношения с этой замечательной женщиной и талантливой журналисткой, дорожил каждой встречей у нее дома, восхищался ее эрудицией, прислушивался к ее мнениям. В начале нашего общения она о Нике и ее семье знала намного больше меня, а спустя годы уже слышала не известные ей мои рассказы о Нике.