Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»)

В одну из встреч летом 2014 года, когда я у Карповой спросил, кто такой Алипов[267], она ответила: «Это знает твоя любовница». – «А кто моя любовница? – поинтересовался я, предвидя ответ, – я знаю в Ялте только Вас, Лушникову и Барскую». – «Вот к ней и обращайся[268]. У нее фамилия знатная – Барская, а у меня не теплая, не женская, не сексуальная, рыбная какая-то – Карпова. Алипов дружил с Никаноркиным, часто встречался с ним, был связан с литературой, с редакцией газеты». Не могу описать тон, которым это было сказано. В самом деле, я никогда не обращал внимания на происхождение фамилий этих двух женщин.

В те же дни пребывания в Крыму я навестил Татьяну Николаевну. Барская показала мне альбом с уникальными фотографиями, на которых она запечатлена с Виктором Астафьевым, Юлианом Семеновым, Андреем Вознесенским и многими другими замечательными людьми, с которыми свела ее судьба. Всего у нее в жизни было 50 таких встреч, она пишет о них книгу, точнее пытается писать, потому что ей за 80. Дай Бог сил этой удивительно благородной женщине на новые добрые дела!

Цитируя Барскую, я привел полярные мнения лишь одного человека, правда, знавшего близко Нику на протяжении всей жизни, и еще дольше ее семью. Но сколько было еще таких людей, а также сверстников Ники, которые не верили, что обычная с виду девочка может столь по-философски мудро и глубоко проникать мыслями в окружающий мир и передавать его краски в стихотворных строках? Сколько обвинений в несамостоятельности она слышала и защищалась от них теми же стихами! Иного оружия у нее не было.

Конечно, нельзя пренебрегать мнениями других людей, хотя бы раз в жизни видевших Нику. Приведу некоторые из них, в частности отрывок из воспоминаний Вячеслава Лашука, радиожурналиста, поэта, переводчика стихов Ники на украинский язык. «Впервые я прочел стихи Ники Турбиной в “Комсомольской правде” 6 марта 1983 года с предисловием Юлиана Семенова. Я поехал к ней в Ялту – было интересно проверить, “искусственный” ли это феномен: ребенок, который говорит о чувствах, непонятных зрелой женщине. Дитя XXI века – так я ее сразу для себя назвал. Приехав, увидел, что мама уже мечтает о лаврах всемирной славы. Дедушка – писатель, профессионал, тоже в курсе дела. Пообщались мы ни о чем, я почувствовал какую-то фальшь и ушел. Выйдя из дома, на улице встретил Нику, которая возвращалась из школы. Я сразу узнал ее, она взглянула на меня – и я понял, что она сама пишет…»[269]. Мнение, мягко говоря, спорное: как можно по взгляду человека определить, что он поэт? Это все равно, что по взгляду самого Лашука понять, что он журналист.

Феликс Медведев[270] переплюнул Лашука. Он в 1986 году вместе с Евтушенко уговорил Нику подписать листы с напечатанными стихами, чтобы она подтвердила свое авторство, так как «в те времена ходили слухи, что такие взрослые и хорошие стихи пишет не маленькая девочка, а кто-то в ее окружении». Ника согласилась и подписала 30 листов, которые Медведев бережно хранит до сих пор. Смешно, ей-богу! Я тоже могу подписать хоть сотню листов с напечатанными стихами Евтушенко, но от этого они не станут моими. Поймите меня правильно, я не осуждаю Лашука, Медведева и многих других – ведь каждому из нас хочется верить в чудо.

В главе 2 части I книги упоминался эпизод, послуживший поводом для написания Никушей стихотворения «Не я пишу свои стихи?». В связи с этим Карпова рассказывала: «У нас был приятель Иосиф Прут[271], которого мы нежно называли Онечка. Нике тогда было лет восемь, а Онечке – 80 с лишним. Он был необыкновенно добр и внимателен к ней, восхищался ею и ее стихами. Онечка как раз был у нас дома, когда соседки обидели Никушу. Узнав об этом, он сказал мне и Майе: “Девки, я пошел жаловаться, что обидели гениальную девочку” и отправился в горком партии, а оттуда – в редакцию газеты, где сказал все, что думал по этому поводу, и написал статью о случившемся». Как и все нужные семье люди, Онечка не остался без посвященного ему стихотворения Ники («Карты, кольца…»). Живущая в соседнем подъезде Молчанова такого случая не помнит; работающая в редакции газеты Барская ни Прута, ни его статьи не видела.

Что касается наиболее значимых, на мой взгляд, мнений, то Елена Камбурова считает, что, судя по пьесе, Карпова не могла писать такие стихи. Владимир Дашкевич благоволит к Нике и других мыслей не допускает. Наталья Кадырова, снимая фильм «Три полета Ники Турбиной», версию о том, что писала не Ника, отмела сразу. «Все снимавшиеся в моем фильме, – вспоминает Кадырова, – говорили, что Ника переживала из-за того, что почти не пишет. Если бы она в детстве не писала, то не переживала бы. Главное для нее – стихи. Детские стихи – ее, они с искренней болью». По словам Сергея Мирова, в присутствии его друга Андрея Чернова[272] Валентин Берестов[273], ознакомившись со стихами Ники, после долгого размышления сказал: «Удивительно, но это взрослые стихи не очень талантливой женщины». Нике тогда было восемь лет.