Тамара Векшина, знавшая Нику с шести лет, не верила, что она писала стихи. Когда Нику привели к ней в театральную студию, она напрямую сказала об этом Майе, которая, естественно, за словом в карман не полезла. «Мы можем не общаться, – ответила ей Тамара Егоровна, – но у меня есть свое мнение по этому поводу, потому что ребенок девяти лет не мог видеть то, что человек в 35. Вы все время ее толкаете, а мне надо, чтобы она сама пришла, потому что ей уже не три года. Если я ей не интересна, то и она мне тоже не интересна. Поймите, я отталкиваю не Нику, а вас, потому что работаю не с родителями, а с детьми. Пусть она придет сама, и я все, что могу, сделаю».
Почти все московские друзья и знакомые Ники, с которыми я встречался, не только ничего не знали о ее детстве, но и не читали стихов Ники, потому что к тому времени ее книги были раскуплены, а Ника никому о себе не рассказывала. Вместе с тем не хочу сбрасывать со счетов мнения этих людей, хотя они познакомились со стихами Ники лишь в 2015 году. Вот некоторые из них. Алеся Минина считает, что стихи, вошедшие в книги «Черновик» и «Ступеньки…», точно писала Ника, может, Майя с Карповой и пытались их корректировать, но Ника корректировке вряд ли поддавалась. Дмитрий Васильченко, полагая, что все, связанное с Никой, с одной стороны, не вписывается ни в какие схемы обычных людей, и в то же время естественно и просто, но в координатах несколько иных пространств, не сомневается, что все стихи написаны Никой.
По тому же поводу Сергей Миров высказал иное соображение: «Конечно, кое-что писала Ника сама. Безусловно. Некоторые вещи, некоторые строки, некоторые образы могли родиться только у ребенка. Но это все было незаконченно, не имело формы. И вот форму всему этому придавали мама с бабушкой – такая своего рода расширенная редактура. Назвать Нику безвольным человеком нельзя. Но при всем этом она, конечно же, была в определенном смысле марионеткой в руках Майи и Людмилы Владимировны. И она с большинством соглашалась: стоило ей сказать: “Только никому не говори”, – как она в ответ: “Хорошо, никому не скажу, как считаешь нужным”. В связи с тем, что она удивительно умудрялась верить в то, что сказала или кто-то сказал, Ника на следующий день после того, как мама ей дописала, скажем, половину строк, верила, что сама это сделала». Мнение Мирова интересно не только само по себе, но еще и потому, что он, зная Нику лишь взрослой (с 23 лет до конца ее жизни), рассуждает так, будто знал ее с детства.
Кстати, не помню, чтобы Майя цитировала Нику. За семь лет нашего общения я слышал от нее лишь три стихотворения, причем все из неопубликованных: «Асфальт ночью горячий…», «Маме» и «Изможденная, как старуха…». Почему-то она выбирала самые страшные стихи Ники. В то же время Карпова знала наизусть почти все ее стихи и читала мне при каждой встрече, а одно – «Воспоминанье» – всегда пела на какой-то свой мотив.
Мнения, как видите, разделились. В то же время все, кто видел и слышал маленькую Нику, сомневаются в причастности ее к стихотворчеству, указывая кто на Майю, кто на бабушку. Я не хотел верить этому, вспоминал все встречи и беседы с ними – зацепиться было просто не за что, не было того аргумента, который заставил хотя бы поколебаться чашу весов. Ведь в Нику поверили Юлиан Семенов, Евгений Евтушенко и Альберт Лиханов. Правда, у этих известных представителей мужского пола были весьма влиятельные оппоненты-женщины: Майя Луговская, Светлана Соложенкина и Ольга Самолевская, по словам которой присутствовавшие на съемках ее фильма Елена Камбурова и Белла Ахмадулина также усомнились в авторстве Ники. Но поскольку женщины более чувствительны, а по интуиции они могут дать фору мужчинам, стрелка моих весов слегка отклонилась в сторону Майи и Карповой. Говорят, из двух зол выбирают меньшее. В данном случае определить это было невозможно. Поэтому я выбрал зло, меньшее по возрасту, то есть Майю.
Глава 3
Я уже было уверовал, что стихи за Нику писала Майя, как вдруг в своем архиве обнаружил старую, с пожелтевшими страницами и затертой темно-синей обложкой общую тетрадь в клетку, на которой едва различимо проступала надпись «1978 г. Каждый день. № 1». Оказалось, что это тетрадь Карповой, а точнее ее дневник, начатый 29 января 1978 года, то есть тогда, когда ей было 49 лет, Майе 27, а Нике 4 года. Почему я указываю их возраст, станет ясно далее.