Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»)

Единственный случай, когда у стихотворения есть “конкретный автор”, – это сочинения идеального затворника. Или уж хотя бы человека, изолированного от творческой среды. Но в случае Н.Г. мы имеем как раз полярно противоположное явление. Значит, разграничение авторства потребовало бы какого-то языка, который неизбежно проваливается, не схватывает всей специфики этой среды вокруг нее в детстве, особенно семьи. И откуда этот язык взять? Из какой позиции, каким взглядом можно снаружи разъять такую среду на запчасти, например, взаимодействие девочки с мамой и бабушкой? Это ведь даже не творческий кружок из самостоятельных взрослых людей, тут-то компот ещё гуще. Короче говоря, я намного мягче отношусь к вопросу об авторстве, чем Вы его ставите, и тем более, когда речь идет об Н.Г.

Небольшое отступление. Когда в начале 70-х я пришел в науку, то вскоре познал один из основных неписаных ее законов: чтобы стать автором, нужно иметь соавторов, пропустив их в «совместных» трудах вперед. Мне это страшно претило, и я тешил себя мыслью, что в поэзии, в которую я периодически сбегал (но не от науки, а от соавторов), у меня их точно не будет, и когда-то по этому поводу писал:

Я в этом бегстве видел свой удел
И ощущал в душе священный трепет…
Поэзия соавторства не терпит,
Щадя того, кто сам ее терпел.

Выходит, ошибался: соавторы есть и в поэзии. Были они, как станет ясно, и у Ники Турбиной, и она терпела их, не зная пощады.

Казалось бы, выход найден, и я со спокойной совестью могу сослаться на достаточно убедительные мнения относительно авторства творческого человека, которое, оказывается, в любом случае является лишь соавторством. Лера Загудаева, когда я ей об этом рассказал, согласилась с мнением Ханова и сказала: «Я понимала, что это совместное творчество. Для стихов Ники был фон: Майя была заражена поэзией Вознесенского, она читала стихи Андрея Нике, и у нее в своих стихах звучал его ритм. Кроме того, в доме было много поэтических книг. Думаю, часть стихов писала Ника. Что касается остальных, то там работала целая фабрика». Фабрика звезд – первое, что пришло мне в голову. Потом я обрадовался, что не предложил рукопись этой книги, как хотел вначале, издательству «Молодая гвардия» в биографическую серию «Жизнь замечательных людей», так как уж терялся в догадках, кто из них – Майя, Карпова, Светочка, Никаноркин или все же Ника – были замечательными людьми. Привожу для сравнения образцы их почерков, которые понадобятся в дальнейшем. Нетрудно заметить, как они разительно отличаются.

После приведенных выше рассуждений можно было бы подвести черту и оставить финал книги открытым, но я продолжал искать доказательства в пользу Ники или против нее. И неожиданно всплыли новые факты.

Глава 6

Поскольку Майя после выпуска мною книг Карповой и Никуши убедилась в моей «благонадежности», чего мало кто удостаивался, она в присутствии моем и Марины велела матери передать мне, как летописцу Ники, ее архив после своей смерти. Поэтому, начиная с 2010 года, Людмила Владимировна в каждую нашу встречу частично выполняла волю дочери. Жаль, не успела выполнить ее до конца. Со временем ко мне перекочевали многие материалы, в том числе оригиналы стихов в трех общих и шести тонких школьных тетрадях, а также на отдельных форматных листах бумаги и в альбоме для рисования. К сожалению, оригиналами Никиных стихов, написанных узнаваемым почерком с массой ошибок, в семье не дорожили, некоторые из них боязно было взять в руки – они рассыпáлись на глазах. И это притом, что рядом с ними лежали новые пустые папки. Все же большинство оригиналов мне удалось спасти, поместив их в отдельные файлы.