Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»)

Интересные подробности рассказал Альберт Бурыкин: «Помню один существенный момент: мы с Никой ночью беседуем о высоких вещах, она сидит на диване, и вдруг я вижу, как меняется ее лицо, оно стало другим, каким в принципе не было, – такая по виду Аленушка, и говорит: “Меня лечил один врач из Армении от “дыхалки” (так Ника называла бронхиальную астму. – А.Р.), он меня вылечил, но с тех пор я перестала писать стихи, и у меня на лбу появился черный обод, который не могу снять”. Она говорила искренне, из самой глубины и таким голосом, каким никогда не говорила». По словам Бурыкина, он был свидетелем приступа астмы, во время которого Ника была в ужасе, пока не нашла лекарство, которым купировала приступ. «Понятно было, – вспоминает Бурыкин, – что Ника болела, иначе у нее под рукой не было бы лекарства. Позже я от кого-то слышал, что у нее была эмфизема легких»[312].

О лечении Ники врачом-армянином мне ничего не было известно, родные ни разу не обмолвились об этом. Посему трудно было судить, в какой степени эта история правдива, не придумана ли Никой для оправдания своей поэтической немоты. И тогда я вспомнил Гагика Назлояна, потому что вдруг все как-то сошлось – и то, что он был в Лозанне у Мастропаоло в 1989 году, через год после возможной консультации в Крыму Ники, о которой наверняка поведал основателю Института майевтики; и то, что отказался подписывать направляемое туда письмо, не пожелав, чтобы его имя упоминалось в связи с Никой Турбиной; и то, что он в Крыму строил дачу, которую впоследствии превратил в стационар для больных, и т. д. На мой запрос, не консультировал ли он Нику по поводу бронхиальной астмы, Назлоян ответил, что это заболевание не входит в сферу его деятельности. Однако, исходя из причин возникновения астмы, Назлоян как психолог мог обследовать Нику и применить свои методы лечения, в частности так называемую «технику автопортрета» – старинный и почтенный способ как диагностики, так и извлечения (прояснения) психологических проблем.

С учетом сказанного, а также того, что известно о Назлояне (см. гл. 4, ч. II), не сомневаюсь, что именно он пытался лечить Нику, а отказался от упоминания о себе, потому что его сеансы лечения прошли неудачно или без видимых результатов. Не исключено, что к нему обращались и по иному поводу – алкогольной зависимости Ники, но это лишь предположение. Посему отказываюсь верить тому, что написал мне уважаемый Гагик Микаелович:

Честно признаюсь – никакой Ники Турбиной я не знал и не консультировал (консультациями я вообще не занимаюсь).

Думаю, все же судить о болезни Ники могли лишь те, кто находились с ней рядом на протяжении многих лет, то есть родные, бездействие которых, наверное, имела в виду Мишина, когда писала: «Астма у Ники была не болезнью, а реакцией на жизнь. Ее можно было вылечить терпением, вниманием и самым универсальным средством – Любовью»[313].

Интересные соображения высказала Евгения Филатова: «Считается, что люди едут в Крым лечить болезни легких и астму, а когда астматики переезжают из Крыма в среднюю полосу России, у них все проходит. У Ники, когда она переехала в Москву, совпали переходной возраст и смена климата. Я не врач, но думаю, что сработал либо один из этих факторов либо оба. При мне, когда мы с ней вместе жили в Москве, она ни разу не прибегла к ингалятору».

Что касается диабета, о котором упоминалось в главе 1 части I книги, то имеются два свидетельства, не подтверждающие наличие этого заболевания у Ники. Так, Евгения Филатова вспоминает, что в 1989–1990 годах Ника пила сладкий чай. В свою очередь, Альберт Бурыкин предоставил такую информацию: «В начале 1997 года (перед падением) у нее диабета не было, либо она это искусно скрывала. По внешним данным (питанию и т. д.) – не было ни в 1985-м, ни в 1989–1990-м, ни в 1996–1997 годах. В 1989–1990-м я порою был с ней без перерыва неделями, диабет заметил бы (у меня им больна родственница, так что характерные признаки знаю)». Вместе с тем в интервью на радио «Перед поездкой в Ленинград» (конец 1986 – начало 1987) и газете «Нью-Йорк Таймс» (12 января 1987) Ника сама сказала, что страдает сахарным диабетом.

На память приходят слова Елены Камбуровой о прогулке с десятилетней Никой по Ялте: «Мимо лотков с мороженым (Ника. – А.Р.) проходит быстро, тихо и скорбно шепча: “Мне нельзя”». Эта фраза подтверждает, что у Ники был диабет, хотя при первой встрече Камбурова, гуляя с Никушей, вспоминала, что «каждое второе мороженное было ее». Очевидно, тогда болезнь у Ники еще не обнаружили. Наконец в анализе крови, который Ника сдала в мае 1998 года, сахар был 4,7, то есть в пределах нормы.