Придуманные Майей ответы впечатляли журналистов. Чтобы не повторяться, вариантов было много. Особенно при ответах на вопросы, как к Нике приходят стихи, почему они такие грустные, тяжело ли они даются ей (естественно, ответ стихотворением «Тяжелы мои стихи…»). Иногда она терялась (на вопрос, почему книжка называется «Черновик», сказала: «Потому что… – и после паузы: – Потому что там есть такое стихотворение»[324]
, и, вы правильно догадались – ответила, прочитав его). Иногда кого-то повторяла (на вопрос, зачем она пишет стихи, сказала: «Я иногда сама об этом спрашиваю», – почти как маленький поэт в фильме Ольги Самолевской).А вот самый яркий пример того, как на любые вопросы можно давать универсальный ответ, рассуждая о нашей планете. «Я хочу, чтобы люди были добрые, чтобы они могли сохранить нашу планету, такую беззащитную. Ведь ее надо беречь, как птица бережет своего птенца, пока он не окрепнет» (из упомянутой выше статьи Т. Барской).
Четырежды об этом же в интервью на радио: «Мы стремимся… к какой-то гармонии, и в то же время наша зависть, наша злость скопляется вокруг нашей планеты. Вы ведь согласны, что наша планета во Вселенной не такая большая?»
«Мне кажется, если все зло рухнет на нашу планету, то просто все погибнет; погибнет все живое, погибнем мы с вами, погибнет все человечество».
«Это все едино. Я не знаю, как еще нужно доказывать, но это все едино: планета наша, улыбка, радость, счастье, боль и трагедия…»
«Я считаю, что… можно в детстве соединить всю боль планеты».
Из упомянутой в первой части книги статьи Гарика Карапетяна: «Мне больно, грустно за наш мир… Мне страшно за людей, потому что мне всегда хочется, чтобы наша планета была прекрасной…»
Наконец почти дословное повторение первой цитаты: «Хочу, чтобы люди были добрее, чтобы смогли сохранить нашу планету. Она ведь такая беззащитная, и ее надо беречь, как птица бережет своего птенца, пока он окрепнет»[325]
.Семь схожих ответов на различные вопросы в течение одного года. Говорят, что если что-то происходит один раз, то это случайность, два раза – совпадение, а три – закономерность…
Со временем Ника стала уверенней чувствовать себя в общении с журналистами, легко и нестандартно отвечала на любые вопросы. Наряду с опытом проявился и природный ум девочки. В качестве примера приведу несколько ответов Ники на вопросы авторов упомянутых выше статей: «Какие мои стихи самые лучшие? Их нет. Стихи – это жизнь, душа человека. А человек не считает свою жизнь самой лучшей и своей душой не гордится».
«Время что-то рождает и что-то губит, но в поэзии времени нет».
Наверное, за рубежом Нике задавали не такие типичные вопросы, как дома. Так, в упомянутой статье Л. Хэнском «Разговор с Никой Турбиной. Душевная лирика поэтического вундеркинда» (см. гл. 13, ч. I) отмечается, что в Америке вместо ответов она порой пожимала плечами: «Ya nye Znayu», что значит «Я не знаю». Зато если там попадался вопрос типа: «Почему твои стихи грустные?» – в ход шла домашняя заготовка: «Они не грустные. Если вы страдаете за человечество, это грустно? Я считаю, что есть безразличные люди в мире, где другие люди умирают. Я никогда не могу быть спокойной насчет этого (I can’t ever be quiet about that)».
Если Майя писала сценарии перед выступлениями Ники – чтó она должна читать, о чем говорить и как отвечать на вопросы, то больше чем уверен, что она, зная, что у них в гостях будет Анна Годик, заранее спланировала, чтобы Ника ночью вышла и сказала: «Я сочинила стих», – и прочитала стихотворение «Алая луна». Такое действо необходимо было, чтобы Анна Евгеньевна потом всем рассказывала, что была свидетелем написания первого стихотворения Ники. Если еще вспомнить многочисленные, противоречащие одна другой версии рождения «Алой луны», в которых путалась Карпова, то станет ясно, что с самого начала в этом доме правили бал лицемерие и ложь.
Итак, стихи (свои и не только свои) заучены (конечно, не все, а те, которые были на слуху), имидж (прическа а-ля Цветаева, манера чтения а-ля Вознесенский) найден, опыт выступлений и ответов на вопросы приобретен. Можно смело штурмовать поэтический Олимп.
Глава 12
Если учесть, что рукопись книги «Ступеньки верх, ступеньки вниз…» лежала в издательстве до выхода в свет в 1991 году, а иных публикаций не было, можно предположить, что Ника за этот период ничего нового не написала. Мне могут возразить, мол, она писала, но не публиковала, потому что ей тогда было не до этого, или пыталась публиковать, но получала отказы редакций. К сожалению, сведения, опровергающие мои предположения, отсутствуют.