Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»)

Вопрос: справедливо ли это утверждение применительно к читаемым Никой стихам, которые она не писала? – выглядит отлично, но он построен на не вполне корректной идее жесткой принадлежности стихов кому-то. Я даже думаю, что стихотворение, целиком (от и до) написанное не Никой, но кем-то в семье, становилось её стихотворением при исполнении (“приватизировалось” – термин Витгенштейна применительно к словам), причем она сама не занималась его оценкой по схеме ”своё / чужое”, а гармонично вписывала в остальное именно в силу возраста – так как у нее не было этого Вашего критического аппарата и странного разделения ”мое – не мое”. Скорее, она воспринимала это именно как естественное сотворчество.

Позиция моя снова подверглась критике. Ханов настоятельно советовал мне вернуться к приведенным в главе 5 его соображениям об авторстве и добавил:

Рассмотрите хотя бы простейший фактор, который ломает Ваше представление. В соавторстве мамы-бабушки-Ники должны были складываться петли обратной связи. А именно: мама влияла на Нику, и следующие ее строки написаны с воздействием мамы; но и исполнение стихов Никой не могло не влиять на маму, и она вольно или невольно “учитывала”, воспринимала и корректировала свои творческие усилия (скорее, конечно, подсознательно). Как в этой мешанине обратных связей можно выделить чью-то отдельную “манеру письма”? Она могла отлиться во что-то опознаваемое только в зрелом возрасте.

Согласиться могу лишь частично. В чем проявлялось основное воздействие Майи на Нику, мы уже знаем. Обратная связь, безусловно, была, но по силе воздействия на порядок слабее. Что касается «манеры письма», то она у всех поэтов Никиной семьи выработалась еще до ее рождения и была у каждого своя. Смею так утверждать как поэт и держатель их архивов, которые представлены в книге ничтожной частью. Никины же стихи предстали нам также в ранее сложившемся стиле Майи.

Автор понимает, что в этом затяжном споре он скорее побежденный, нежели победитель, и все-таки считает, что победа над ним была не чистая, как у тех же борцов, когда один из них набирает сколько-то баллов, а второй – ни одного. Думаю, что какие-то баллы я все же набрал и, если проиграл, то по очкам.

Самым больным местом в легенде была боязнь, что Ника может проговориться – ведь она ребенок, к тому же у нее часто брали интервью. Поэтому Майя учила ее ответам на предполагаемые вопросы. Конечно, всех вопросов предусмотреть она не могла, только типичные. И, если в интервью появлялись новые, ранее не задаваемые вопросы, Майя учила Нику, как отвечать на них. Постепенно набрался портфель типичных вопросов и ответов, о чем и говорила Ольга Самолевская.

Чтобы не быть голословным, приведу написанные Майей в 1983 году несколько ответов, заготовленных для предстоящей съемки Крымской телестудией фильма «Кто ты, Ника?».

Друзья. Да, мама: она дышит со мной одним дыханием. У нас одно сердце на двоих. А друзей…

Тайна души – ночь.

Люблю ночь.

Снимают пусть пустой город.

Почему я люблю ночь? Ответ стихами.