Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»)

Как только звёздный плащ раскроет ночь, —
Ко мне приходит рифма, чтоб помочь
Писать такие трудные стихи,
Чтоб вы забыли все мои грехи.

«Беллу Ахатовну, – вспоминает Самолевская, – привела в восторг другая его строфа: “Вдруг выпал зуб. / Как жаль, что не рука, – / Тогда б я не писал наверняка!”

Пока мы ждали Камбурову, я ей рассказала, она засмеялась и сразу же устремилась к телефону-автомату, звонить Мессереру»[321].

Аналогичной точки зрения придерживается Анатолий Борсюк: «Первый фильм, который я помнил о Нике, он же и единственный, назывался “Ника”. В нем мне запомнился такой интересный кусочек: девочка вначале читала простенькое стихотворение про царевича и царевну, про дуб какой-то – нормальные детские стихи. Потом практически без перехода она прочитала стихотворение, разительно контрастное тому детскому. Но как после этого поверить, что все было сделано, написано без чего-то извне?! Я, как известный материалист и атеист, кроме того, что кто-то приложил к этому руку, ничего другого придумать не могу».

Рассказывает Любовь Красовская: «От Ники шла такая энергетика! Когда она читала, ее надрывы не могли не коснуться людей. Впечатление, будто она все это выстрадала сама. И писала тоже сама. Дедушка мог отредактировать и откорректировать ранние стихи внучки, направлять ее и подсказывать ей, но сами мысли были Никиными. Разве можно дитю в пять-семь лет подсказать то, что касается взрослого человека?! Это, я бы сказала, была маленькая старушка».

Интересное и отличное от других мнение высказал Альберт Бурыкин: «Нике было трудно читать, поскольку она каждый раз осмысливала то, что читала, и переживала это. Ника сделала выбор в пользу Дара между ним и тем, кто ей его дал. Это – как брак с большой ревностью, ибо изменять нельзя. Откровения приходят ко многим, но не поражают их, а Ника была поражена в самое сердце. Не отдавать свою энергию при чтении – все равно что произнести: “Я люблю тебя” холодным голосом. Ника не дозировала свои эмоции и выплескивала их максимальными порциями».

Вспоминает Алена Галич: «То, как Ника читала свои стихи в детстве – не нарочитость, а индивидуальность. Она читала так не потому, что ее научили. Это ее энергетика. Энергетика человека, который выплескивается и отдает всего себя. Такие страсти нельзя перенять в детском возрасте. Даже у Вознесенского такой энергетики не было. Ника говорила, что во второй раз не повторила бы выступление. Потом энергетика была у нее другой: та, которая нужна для больших залов, закончилась, появились самоконтроль и разум».

Вспоминает Лера Загудаева: «Когда Ника с Майей приезжала ко мне в Москву, она постоянно была на таблетках». А я подумал: «Господи, если, употребляя психотропные лекарства, Ника с такой энергией буквально выплескивала стихи, то как она читала бы их без успокоительных средств?!»

Уверен, что в своем мнении Бурыкин и Галич не одиноки. Я сам был солидарен с ними, но убедительнее всего для меня было сотрудничество Ники с Евгением Евтушенко, которого, я считал, невозможно было ввести в заблуждение относительно того, кто перед ним. С первой же строки, прочитанной ему Никой, он, должно быть, понял, что эта маленькая девочка – поэт. Разве Евтушенко предложил бы выпустить ее книгу стихов, которую потом сам составил, отредактировал, написал к ней предисловие и содействовал ее изданию, если бы на сто процентов не был уверен в Никином авторстве? Разве повез бы ее в Италию на всемирно известный поэтический фестиваль? Разве организовал бы поездку Ники в Америку? Конечно, нет, потому что там сразу поняли бы, что король-то голый.

И все же ручаться головой, что Евтушенко, зная Майины способности, не усомнился в авторстве Ники, не могу. Наверное, усомнился, как и все, но, будучи сам прекрасным поэтом и чтецом, увидел в Нике как бы проекции этих двух своих дарований. Окончательно же его сомнения, вполне вероятно, перевесила возможность открыть миру новую поэтическую звезду и не дать погаснуть своей. Человек невероятно предприимчивый, Евтушенко принял Нику, как эстафету из рук Майи, точно шахматист, все просчитал на много ходов вперед и начал играть беспроигрышную партию, в которой пешку-Нику искусно провел в ферзи, сам оставаясь при этом королем.

Поскольку выше шла речь о декламации стихов, приведу в очередной раз соображения Андрея Ханова.