Тайны Звенящих холмов

Целый шлейф репейных головок тащился за ним следом, налипая на короткий дерюжный плащ, шерстяную рубаху, льняные обмотки, друг на друга, так что, выйдя из зарослей, он стал похожим на мохнатое чудище.

Он задрал бороду кверху, глядя на далёкую крону сосны, прикрывал ладонью глаза от дождевых капель, как от солнца:

– Во стволина! То, что нужно, клянусь Даждьбогом. Оттуда, небось, и Куяв видать.

– Слышь, Скавыка, а теперь Руша-то ничья, – выбрался из репья Ледень и прежде всего начал вычищать бороду. – Брат Шуя в рабах у бурундеев. Так?

– Раскатал губу на бабу. Смотри вот, Ацур узнает. – Скавыка продолжал придирчиво рассматривать дерево. – Нет, вон та, кажись, получше будет. Сучков побольше.

Они побрели через кусты молодого чертополоха, давя ногами сочные мухоморы и перезревшую землянику.

– А что Ацур? Я поздоровее его, – обиделся Ледень. – Да я его…

– Однако смотри, трава по свежему примята, роса сбита, – присел на корточки Скавыка. – Вишь, головка куриной слепоты сбита.

– Кабан, наверное. Их тут много. Ах, и кабанчика вчера подстрелил Тороп, молочного, клянусь…

– Не пойдём тут. Давай левее, – сказал Скавыка и не успел и двух шагов ступить, как что-то дёрнулось, поехало, затрещало и земля с небом поменялись местами.

Ледень едва успел увернуться от камня-противовеса, съехавшего вниз с одной из корявых берёз.

Скавыка нелепо болтался, схваченный за ногу верёвкой, перекинутой через одну из ветвей, другой конец которой медленно добирал последние локти до земли, притягиваемый противовесом.

– Стреблянский силок, однако!

– Руби верёвку, дубатол, ногу больно! – заскрипел зубами побагровевший Скавыка.

– Ща, погоди. – Обойдя подвешенного, Ледень вытащил из-под ремней поржней короткий нож и, ступив ещё на шаг, услышал, как и под ним в траве быстро прошуршала затягивающаяся петля. Через мгновение он тоже висел вниз головой.

– Режь!

– Не могу. Нож обронил! Люди-и-и! Сюда-а-а! – Ледень попытался раскачаться, чтоб схватиться за ствол берёзы, но едва не расшиб голову об ножны Скавыкина меча.

Он с досады плюнул прямо в свой шлем, валяющийся неподалёку.

– Стребляне! К оружию! – разнеслось над Каменным полем.

Послышалось бряцание железа, ржание потревоженных лошадей и раздражённый рык Стовова.

– Сюда! Сюда! – продолжал орать Ледень, чувствуя, как обильная слюна пытается влиться в нос через гортань.

Совсем недалеко от них группа дружинников, возглавляемая князем, проскакала через репейник и с хрустом и треском врубилась в чащу.

Слышно было, как Ацур ругается по-варяжски и Тороп, видимо вылетевший из седла, подзывает своего коня.

– Эй, Тороп, мы здесь! – опять крикнул Ледень и с облегчением заметил, повернувшись вокруг своей оси, что Скавыку уже снимают, но тот никакой радости не испытывает.

Его снимали молчаливые люди в шкурах.

Это были враги. Стребляне.

Тем временем Стовов, потеряв двух человек, Торопа, который так и не смог поймать коня и куда-то запропастившегося Корогода, выехал со своим отрядом к заболоченной низине, заросшей камышом, и остановился.

Дождь внезапно прекратился, и почти утих ветер.

Князь обернулся, привстав в стременах, выглядывая, не едет ли кто следом из оставшихся на стоянке.

Никого.

– Наверное, твой купец упросил остальных охранять его шкуру, – с ухмылкой сказал Ацур, подъезжая ближе.

– Точно, клянусь щедростью Велеса, этот Решма любого уговорит. Дождь-то, однако, кончился. Может, и впрямь покопаться в Медведь-горе? – Князь покосился на мечника, впопыхах влезшего на осёдланного коня и забывшего надеть штаны. – Плащ подложи, губошлёп, детородище разотрёшь, распухнет, ни в одну дырку не влезет, разве что корове.

Мечники засмеялись, однако без привычной весёлости и обычного балагурства.

Стовов недовольно крякнул, поворотив коня:

– Ладно. Возвращаемся. Косматых тут нет.

Высоко в небе печально тянулась вереница журавлей, на болоте неуёмно квакали лягушки, вокруг бесновато роились комары, сонный тетерев перелетал с ветки на ветку, пытаясь избежать соседства двух шустрых белок, затеявших игру в догонялки, чавкали по сырой земле лошадиные копыта, побрякивала упряжь, фыркали кони, ломая грудью кусты и молодые деревца.

Обругав очередное дерево, стряхнувшее вниз остатки дождя со своих листьев, один из мечников удавился:

– Странно, клянусь молниями Перуна, от стана ехали сотни три шагов, а обратно раза в четыре больше?

– Да ладно тебе, Рязня, к бабе, что ль, торопишься, – вяло сказал кто-то. – Доедем. Надаём по башке крикуну, что зазря тревогу кричал.

– Что-то меня оторопь берёт, Стень. – Рязня поёжился, поглаживая коня по исцарапанной шее. – Гляди, у моего жеребилы грива дыбом стоит. Он у меня волков издалека чует.

– Да не-е, волки в таком месте не шляются. Они осоку не любят и кучные заросли, – отмахнулся Стень и хмыкнул. – Смотри-ка, кто-то тут до нас по чащобе ломился и кучно на лошадях!

Стовов, едущий впереди, прекратил мычать себе под нос одну из своих песен на один мотив и остановился, окружённый молодыми елями.

Его брови сначала сдвинулись, нагоняя на лоб морщины, затем медленно поползли вверх, словно он увидел восставшего из могилы покойника: