Отчаявшийся договориться с Вяземским и увязнувший в тяжбах с соседскими помещиками в Галичской провинции Сытин на протяжении нескольких лет без успеха обращался за помощью к М. А. Румянцевой, П. И. Панину, Н. Б. Самойлову, братьям Орловым и князю Н. М. Голицыну. Однажды ему даже удалось подкараулить фаворита императрицы Г. Г. Орлова, когда тот прогуливался с собакой, и вручить ему свое прошение, но Орлов сунул его в карман, не читая.
В поле зрения органов политического сыска Сытин попал после того, как написал некое бессвязное письмо на имя императрицы на русском и немецком языках. Вполне здраво рассказав в Тайной экспедиции подробности своей жизни (некоторые из них в нашем пересказе опущены), во время следствия Сытин вел себя неадекватно. Он то называл Екатерину II своей женой, то говорил, что извиняться перед ней не станет, поскольку, дескать, так каждый может написать что угодно, а потом извиниться. Если же при разборе его дела с Вяземским он окажется не прав, то пусть его посадят на кол, но лучше пусть определят в хоть какую-нибудь службу. Показательно, что императрица отстранила генерал-прокурора от расследования дела Сытина, полагая, что тот может быть необъективен, и поручила вести дело А. М. Голицыну, по решению которого Александр Кириллович и был отправлен в Спасо-Евфимиев монастырь[332]
.Обследовавший в начале ХX века монастырское кладбище А. С. Пругавин обнаружил там только одно захоронение XVIII века, на могильной плите которого значилось: «Монаха Амвросия, в бельцах Александра Кирилловича Сытина. Скончавшагося 1785 года». «Можно думать, — писал Пругавин, — что монашество он принял незадолго до смерти»[333]
. Возможно, в монашестве беспокойная натура Сытина нашла успокоение, а сам факт наличия могильной плиты, скорее всего, свидетельствует о том, что дети не забыли отца и, видимо, навещали его в монастыре.Как исторический источник дело Сытина позволяет реконструировать жизненный путь человека, не оставившего следа в истории. Однако гораздо интереснее другое: Сытин был одним из элементов русской дворянско-аристократической среды XVIII века, и его неформальные связи и взаимоотношения с другими ее элементами позволяют лучше понять ее устройство и принципы функционирования, и дополняют наши знания ценными деталями по истории повседневности этой эпохи.
Еще одно дело, заслуживающее подробного изложения, — это дело отставного подполковника Карпа Афанасьевича Жукова. В отличие от дела Сытина, подробностей жизни самого Жукова в нем немного[334]
, но зато в нем имеются интереснейшие сведения о том, как рассуждали «о политике» русские люди второй половины Века Просвещения.Карп Жуков и его собеседники
Фамилия Жуков — одна из самых часто встречающихся русских фамилий. Самой распространенной является, конечно, фамилия Иванов, на которой, по словам персонажа романа К. М. Симонова «Живые и мертвые», «вся Россия держится». Однако с аристократической Россией XVIII столетия эта фамилия, на первый взгляд, никак не ассоциируется, и только знатоки истории вспомнят любимца Петра I думного дьяка Автонома Ивановича Иванова, нажившего несметные богатства в качестве главы Поместного приказа. Именно его внучкой была Феодора Николаевна, мать нашего героя Карпа Афанасьевича Жукова. Ее родная тетка Аграфена Автономовна была замужем за Иваном Ильичом Дмитриевым-Мамоновым — младшим[335]
, чей брат, уже упоминавшийся глава следственной комиссии Иван Ильич — старший был женат на царевне Прасковье Ивановне, младшей дочери царя Ивана Алексеевича, и таким образом Жуковы и Ивановы состояли в свойстве с царствующей фамилией. Была среди их родственников и еще одна известная особа — родная сестра Феодоры Николаевны и, соответственно, тетка Карпа Жукова Дарья Николаевна Салтыкова, вошедшая в историю как «Салтычиха». Что же касается отца Карпа, то им был начальник Тульского оружейного завода генерал-поручик Афанасий Семенович Жуков, сын стольника Семена Елизаровича.