Тайные дневники Шарлотты Бронте

Был город сумраком объят.
Под самою луною
Застыл во сне фруктовый сад
За мощною стеною.
Хозяин, Гилберт, средь кустов
Бродил анахоретом
И, отдыхая от трудов,
Мечтал под лунным светом.

Уж час ходил он взад-вперед,

Не проронив ни звука.
Не холодил январский лед,
И прочь бежала скука.
Он молод. Как же тут уснуть!
Как кровь бурлила в жилах!
Фантазия теснила грудь
И голову кружила.

Он вспомнил чувства юных лет,

Любовью их означив,
Хоть многие его секрет
Назвали бы иначе.
Нечасто дней минувших ход
Его волнует сердце:
Он слишком нынешним живет,
Чтоб в прошлое глядеться.

Минувшего ему не жаль,

Но луч ночных светил,
Как будто блеклую скрижаль,
Всю Память озарил.
А в ней одно лишь из имен
Мерцает до сих пор,
И вновь, как прежде, окрылен,
Он шепчет: «Элинор».

Нет горечи в словах его,

В улыбке — доброты,
Лишь эгоизма торжество
Средь мерзлой пустоты:
Ее любовь сильней, чем смерть.
Как сладко, видит Бог,
Такую красоту узреть,
Простертую у ног.

Благословен, кто без забот

Столь глубоко любим,
Кто видит, как красотка ждет —
И непоколебим.
А иногда вдруг снизойдешь,
Смягчишь свой гордый нрав —
И в юной ручке чуешь дрожь,
Слегка ее пожав.

Скрывала чувства, как изъян,

Но видеть мог любой;
Я знал, что властен, как тиран,
Над девичьей судьбой.
Мне совершенства не дано,
Ее мечтанья — бред.
Я воссиял во славе — но
Ее восприняв свет.

Ее природный, юный жар,

Могучий пыл в груди
В небесный пламень превращал
Огонь моей плоти.
И снисходил я, словно бог,
К любви в ее глазах;
И, словно бог, затем я мог
Исчезнуть в небесах.

И больше горестной рабе

Мой не являлся дух,
К ее рыданьям и мольбе
Не преклонял я слух.
Я знал, меня не подведет
Знак верности слепой,
И с чистой совестью вперед
Ушел от девы той.

Но все же хочется порой

Все сызнова начать
И боль любви своей игрой
В ней пробудить опять,
Чтоб снова бездны юных глаз
Вобрали огнь моих;
И если мог бы — сей же час
Я вновь зажег бы их.[82]

ВОСПОМИНАНИЕ

Эллис Белл (Эмили Бронте)