– А интересно, – говорит мамми задумчиво, – на что сгодится этот мальчишка. Петь? Танцевать? В поварята? Воин-то из него явно никудышный.
– Может, они его самого съедят, – говорит паппи и хохочет.
– И ты туда же, – обиженно говорит мамми. – Не едят они никого!
– Да понятно, – говорит паппи примирительно, – я так, в шутку. А ты тоже о глупостях не думай. Не наше дело, кто на что сгодится. Пусть мальчишка хоть горшки им выносит – нам, к счастью, по головам платят, а не за таланты ихние.
– И то правда, – отвечает мамми со вздохом. – Хотя иногда, знаешь, мне это несправедливым кажется. Помнишь ту маленькую, беленькую? Вот за нее бы…
В этот момент одна из дверей зала приоткрывается, и Агате кажется, что в комнату вошел гигантский святой Винсент – такой, каким его проносят в День святого Винсента по всем улицам, когда жителям надо приклеивать к его штанам и пиджаку самые новые монетки, какие найдутся в кошельке. Одежда человека, вошедшего в комнату, так сияет камнями и золотым и серебряным шитьем, что мамми и паппи жмурятся и даже спящий на полу мальчик трет полуприкрытые веки.
– Вот, Веселый Майстер, вот, майстер Гобрих, доставили в лучшем виде, – говорит паппи дребезжащим от угодливости голоском. – Сильный, здоровый мальчик.
Сияющий майстер Гобрих присаживается на корточки над мальчиком, и Агата видит, что на майстере маска – поразительная маска, черная, с длинным носом, закрывающая весь верх лица. Длинными тонкими пальцами с несколькими драгоценными перстнями на каждом майстер Гобрих осторожно похлопывает мальчика по щеке.
– Нам бы получить свою плату, если вам угодно, майстер Гобрих, и бежать по своим делишкам, – дребезжит паппи, и Агата вдруг понимает: этому огромному безжалостному человеку сейчас очень страшно. И ей, Агате, тоже.
Майстер Гобрих нехотя достает из расшитого золотом кармашка своего жилета крохотные щипчики и вытягивает из левого рукава камзола длинную серебряную нитку. Эту нитку он протягивает мамми. Та аж задыхается от восторга.
– Вы так щедры, майстер Гобрих, – квакает она.
– Ступайте, пока я не отрезал от нее половину, – холодно говорит майстер Гобрих, и Агате кажется, что мамми и паппи просто растворяются в темном пыльном воздухе пустых бальных залов этого жуткого этажа.
Майстер Гобрих рывком поднимает спящего мальчика – голова у бедняги запрокидывается, – взваливает его на плечо и собирается выйти через неприметную серую дверку в конце зала.
«Они чудовища, Ласка!» – вспоминает Агата мамин голос и вдруг слышит свой собственный, дрожащий от страха – и все-таки произносящий очень громко, громко, насколько у Агаты хватает сил:
– Отпустите его немедленно! Куда вы его несете?!
Майстер Гобрих медленно поворачивается и вглядывается в темноту. На дрожащих ногах Агата делает шаг вперед, к узкой полоске света из ближайшей двери – в этом зале много-много разноцветных дверей, красных, синих, зеленых, голубых. Не говоря ни слова, майстер Гобрих быстро подходит к Агате и вцепляется длинными тонкими пальцами ей в плечо, да так крепко, что Агата взвизгивает. Быстро-быстро Гобрих тащит Агату за собой к низенькой серой дверке.
– Пустите меня! Да пустите же! – кричит Агата, чуть не плача от боли в плече, но майстер Гобрих словно вовсе не слышит ее – дверка распахивается, он проталкивает Агату внутрь, укладывает сонного, уже ворочающегося мальчика на софу, а сам садится в широкое, низкое бархатное кресло и принимается рассматривать Агату, как занятную зверушку в Зверином Доме, куда папа часто водил маленькую Агату смотреть на редких голубых габо, и на медведерров, и на крошечных ручных единорогов, жевавших мох в маленьких стеклянных клетках.
– Маленькая грязнуля, – говорит с усмешкой майстер Гобрих, – как же ты сюда попала? Первый раз вижу ребенка, который пришел сюда своим ходом. Откуда ты взялась, а, маленькая грязнуля?
На секунду Агате становится стыдно за то, что вся она и правда перемазана кладбищенской грязью с ног до головы – того и гляди, испачкает что-нибудь в этом удивительном кабинете с прекрасными картинами, резными столами, бархатной мебелью и подранными обоями, но миг – и Агатин стыд сменяется злостью: вот еще, будет она стесняться какого-то похитителя детей, пусть и разряженного, как святой Винсент! Она уже готова выпалить в лицо майстеру Гобриху, что ей надо попасть на пятый этаж, в город Азувим, готова потребовать, чтобы он показал ей, как туда подняться, но в последний момент что-то подсказывает ей, что откровенничать с этим человеком – плохая идея. «Сама разберусь», – думает Агата, а вслух говорит:
Майстер Гобрих смотрит на нее и кривит губы.
– Ах, значит, заблуди-и-и-илась, – говорит он. – Интересно. Ну что ж, считай, что теперь ты пришла, куда следует. Тут тебе будет… нет, не хорошо и не плохо, а ровно так, как надо. Как тебя зовут, девочка?
– Агата, – говорит Агата.