Лаванда безусловно соблазняла, но следует ли доверять нижнее белье чужим рукам? Тем более с таким секретом, как у меня.
– Думаю, я сам вполне справлюсь.
– Как можно! Вы же хронист. Да у вас и времени не найдется на постирушки. Это мы сейчас стоим, а потом дорога, бой, опять дорога. А у герцога нюх такой, что он на расстоянии двух шагов почует запах пота. Сам он каждый день полностью во все свежее одевается, а то и по нескольку раз. Вам же будет неловко. А я и заштопать могу. Всего–то за серебрушку в неделю.
Чистюля? Разве? Я видела хаос в комнате Их Светлости и очень сомнительно, что пренебрегая порядком вокруг себя, сам он благоухает утренней свежестью.
– Ну или за две недели, – видя мое сомнение, скинула цену прачка.
Я закрыла глаза. Кажется, меня разводят.
Выдохнув, обернулась на застывшую с половником Шаманту. Кухарка удрученно покачивала головой.
– Я подумаю, – буркнула я, выбираясь из–за стола.
– Только, святой брат, думайте скорее, прачек нынче мало, на всех не хватит. Сами знаете, что случилось на мосту. Опять–таки, помните о нашем герцоге. Вам же не по себе будет, когда он сморщит нос.
– У меня на лице написано, что я простофиля? – я подошла к Шаманте. Прачка отстала, но не теряла надежды. Застыла поодаль и зорко следила за мной. На горизонте нарисовались еще две. Конкурентки. Перешептывались и зло поглядывали на ту, что успела замолвить за себя слово первой.
Шаманта громко стукнула половником о котел. Прачки, поймав ее грозный взгляд, попятились и растворились в толпе.
– Да уж. После того, как ты отвалил в «Хромой утке» серебрушку, тут чуть ли ни каждому захотелось заглянуть в твой кошелек.
– И конюху?
– Ему первому. Это он разболтал, что ты у нас дурачок.
– Боже. Я просто не знаю жизни.
– Да за серебрушку ты мог столоваться в «Хромой утке» месяц.
Я моментально осознала, насколько сильно переплатила конюху.
– Так вот почему Гевр настаивал, что договор нельзя разорвать.
– А с ним–то какой уговор?
– Чтобы за моим ослом ухаживал.
Шаманта всплеснула руками.
– Тебе разве не объяснили, что ты на полном обеспечении армии? Здесь не надо платить ни за постой, ни за еду, ни за уход. Все мы не только служим герцогу и его армии, но еще и получаем за это деньги. Я две серебрушки, Волюшка одну и пять медяков. Твой Гевр восемь медяков, потому как ученик.
– Я лохушка.
– Лохушка – это что?
– Это мое имя.
Я злилась на себя. Нет, мне не было жалко денег, поскольку я просто не представляла, каким богатством владею. Мне было жаль окончательно потерянного имени. Мало того, что Конд превратил монаха Дона в тряпку, так еще я добавила токсичных красок.
– Деньги – дело наживное. Не расстраивайся, – Шаманта поняла, что мне остро требуется утешение. Обняла меня, погладила по голове, как дитя неразумное.
– А стирать? Обстирывают в армии тоже бесплатно?
– Доспехи начищать точно не возьмутся, а вот остальное будешь сдавать раз в неделю. Если хочешь чаще, то тут придется развязать кошель.
– Сколько? – я решила уточнить сразу, чтобы больше не попадаться на удочку ушлых прачек.
– Как договоришься, но больше четверти медяка не давай. В месяц.
– Ага.
Надо бы мне сесть и записать местные расценки. Хорошо хоть золотую монету в монастыре не дали, иначе она уже лежала бы в кармане пройдохи–конюха.
– Мне на реку надо, пойдем со мной. Все равно без дела болтаешься.
– Их Светлость еще спит? – я повернулась лицом к зданию. На окнах герцога трепыхались занавески.
– Светлость давно ускакал. Видать, опять к мосту поехал. Все изучает, как увоха извести, – Шаманта сунула мне в руки корзину с тряпками и бутылью с щелоком, а сама взяла большую кастрюлю, дно которой сильно пригорело. – Песочком надо потереть, – поймав мой взгляд, объяснила она. – Сама виновата, задумалась. Заодно поговорим.
Чтобы выйти к удобной заводи, пошли вдоль забора постоялого двора. На заднем дворе на фоне телег, повозок и прочего армейского транспорта, черным гробом выделялась карета отвергнутой принцессы. В ней кто–то копошился, поэтому махина сотрясалась.
– Ведь могла пойти переночевать в дом к старосте, он звал, – кухарка кивнула на изучаемый мною предмет, – так нет. Пусть все видят, какой наш герцог изверг. Выгнал нежную фиалку на улицу.
– Они вчера ссорились, – осторожно вставила я, вполне понимая, кого назвали фиалкой.
– Они каждый день ссорятся, – отмахнулась Шаманта.
– Он ее отверг, – сплетничать не хотелось, но в то же время росло желание побольше узнать о пассии Их Светлости.
– Поделом этой Иллисе. У мужика забот полный рот, а тут она со своими капризами. Если бы ее не прислал сам император, давно бы под сраку получила. Сучка неуемная. Думала, никто не видит, как она шашни с секретарем Их Светлости крутит.
– Герцог поймал их.
– Вся армия слышала, как он поймал их. Комнату в «Хромой утке» разгромил. Думали убьет. Ан нет, фиалка прикинулась больной. Наш–то не такой, чтобы больную женщину крова лишать. Перетерпел. А как выбралась из кровати, – Шаманта хмыкнула, пояснив, – боялась, что так и оставит в «Утке», так больше к себе не подпустил.
– А секретарь?