В конце учебного дня я отправился на приём к психологу. Исама обещал меня дождаться. Мы планировали сходить с ним и другими моими друзьями в клуб «Окимоно» немного позависать.
Маэда Ран кивнула, когда я вошёл, и указала на стул, на котором я уже провёл во время наших встреч не один час.
— Кадет Исикава, мне доложили, что вы пропускали занятия. Видела вашу объяснительную, но скажу прямо: она меня не убедила.
— Мне очень жаль, Маэда-доно, — ответил я, видя, что девушка сделала паузу и ждёт.
— У вас проблемы? Что-то мешает вам посещать занятия?
— Нет, офицер. Я надеюсь, что подобное не повторится.
— Я тоже надеюсь. Просто хочу сказать, что мы на стороне наших студентов. И, если вам нужна или понадобится помощь, прошу, не затягивая, обращаться ко мне. Или к вашему куратору.
— Спасибо, Маэда-доно. Я так и сделаю.
— Значит, сейчас вас ничего не беспокоит?
— Нет, я прекрасно себя чувствую.
Выражение лица психолога говорило о том, что она сомневается в моей искренности.
— Что ж, ладно. Тогда я вас не задерживаю. Можете быть свободны, кадет Исикава.
— Спасибо, Маэда-доно.
Когда я явился на парковку, Исама удивился.
— Что, уже всё?! Так быстро?
— Да, хотела узнать, нет ли у меня проблем, мешающих посещать занятия. Ещё немного, и меня запишут в прогульщики.
— Надеюсь, нет.
— Ну, я не планирую пропускать занятия.
— Ладно, что у нас сейчас по плану?
— Сейчас едем домой. А часов в семь отправимся в «Окимоно».
— Отлично. Как раз успею сделать домашку. Можем вместе, если хочешь.
— Давай.
Мы довольно часто так делали. Иногда у меня, иногда — у Исамы. Он был более усидчивым и вообще, мог считаться педантом. Впрочем, как большинство студентов. Видимо, это у японцев в менталитете.
Еду мы заказали на дом. Я взял моцунабэ — знаменитое и очень популярное блюдо, родиной которого считается Фукуоки, порт на острове Кюсю. Говядину и свинину готовят в кастрюле с капустой и луком-пореем. Затем добавляют рис или лапшу. Я взял с рисом. Также заказал обжаренного на углях угря в соевом и сладком соусах. Это блюдо я употреблял по методу города Нагоя, который называется хицумабуси: в рис, который подётся с угрём, наливают чай, а затем уже съедают.
Около семи я собрался звонить Фудо, чтобы договориться о встрече в клубе, но приятель опередил меня.
— Алло! — проговорил я, отвечая на вызов. — Готов сегодня отжечь?!
Ответ ошарашил меня:
— Кенджи, Хироки в больнице! Я еду туда! Врач сказал, что он очень плох!
Я замер от неожиданности.
— Что случилось?!
— Это его проклятый бой! Его здорово покалечили!
— У Хироки сегодня был бой?!
— Да, как оказалось. Он не говорил. Думаю, потому что бой подпольный.
Я и не знал, что Хироки участвует в таких.
— Ты приедешь в больницу?
— Само собой. Скидывай адрес.
— Встретимся там.
Фудо отключился.
— В чём дело? — насторожился Исама.
— Хироки… Ты его помнишь, рыжий такой…
— Да, конечно. Что с ним?
— Похоже, ему здорово досталось на ринге.
— Он боец?
— Да. Надо ехать в больницу.
— Я с тобой!
— Конечно, если хочешь.
Смартфон пиликнул: Фудо скинул адрес.
Когда мы подкатили к больнице, я сразу заметил толстяка. Он сидел, понурившись, на бордюре. Увидев нас, вскочил. По круглому лицу катились слёзы.
— Ну, как он?! — спросил я, подходя. — В реанимации?
Фудо замотал головой.
— Уже нет!
— В каком смысле?!
— Кенджи, Хироки умер!
Глава 62
Похороны в Японии проводятся чаще всего по буддистскому обряду. Я не присутсвовал на прощании, которое проводилось в похоронной компании, в специальном помещении, название которого переводится как «отель для мёртвых», и на ритуале хонцуя, в течение которого родственники Хироки поддерживали гопение свечей и ароматических палочек возле его тела, обходясь без сна и вознося молитвы. Как я узнал на похоронах, нашему другу было присвоено посмертное имя Иуоо. Это необходимо чтобы не тревожить дух умершего, когда родственники станут произносить его настоящее имя.
Нас посадили чуть поодаль гроба, а члены семьи Хироки расположились подле него. Священник читал сутры. На столике лежали конверты с траурными деньгами, которые принято дарить родственникам покойного. Был среди них и мой.
Хироки лежал, как принято в Японии, в чёрном костюме. На ногах — гетры и соломенные тапочки. В руках — чётки. Лицо Хироки было повёрнуто на запад, ибо тело Будды лежало в такой позе после смерти, а дух умершего уподобляется ему, достигая просветления. Кстати, по этой причине выражение «стать Буддой» служит эвфемизмом слова «умереть». В гроб также кладут шесть монет, чтобы покойный мог расплатиться за переправу через реку мёртвых Сандзу.