Тайные пороки

— Они же ручные, — начал втолковывать начальнику Лев Милеевич, — да в юбочках, да в бантиках. Людей не боятся. Депутаты, конечно, брали бы их в руки, играли бы с ними в ходе прений. Ну и понимаете, какие последствия? — Лапочкин понизил голос до шепота: — Все депутаты вскоре оказались бы в лепрозории!

Тернов наконец закрыл рот.

— Чушь, — решительно отмел он версию подчиненного. — Мышек быстро пожрали бы кошки, их в Государственной Думе развели полчища.

— Но тогда сифилисом или проказой заразились бы кошки Государственной Думы, — печально сказал Лапочкин. — А они во время прений на колени депутатам вскакивают! Все равно — эпидемии не миновать!

— Где же выход? — недоуменно спросил испуганный Тернов.

Лапочкин встал, прошелся из одного угла кабинета в другой, затем снова сел.

— Выход злодеи продумали! И еще как! Представляете, в Думе начинается эпидемия, одного за другим наших политических светил отправляют в лепрозорий. С каждым днем редеют ряды государственных умов! И тут группа либеральных проходимцев, то есть ветеринаров, объявляет через прессу, что она в состоянии спасти интеллектуальную элиту Российской империи! Еще не заболевшие депутаты, дрожа от ужаса, собираются на внеочередное заседание. Приезжает сам Государь! Принимается решение: на место погибших законодателей кооптировать спасителей! Дать им руководящие посты! Продвинуть Россию в сторону цивилизованного мира!

— И как же, как же это сделать? — Тернов в нетерпении наклонился к помощнику.

— Очень просто, — ответил Лапочкин. — Ведь эти ветеринары-либералы в приюте для бездомных кошек наверняка вывели породу кошек, которым зараза не страшна. Достаточно доставить в Таврический этих хвостатых спасителей, либеральные кошки сожрут опасных мышей — и не заболеют! И Россия будет спасена!

Тернов схватился за голову.

— Но, Лев Милеевич, Милюков тоже либерал! И он мог бы погибнуть! Неужели ветеринары-либералы покусятся на своих?

— Так-то оно так, но либерал он недостаточно либеральный. Либеральная мысль должна от слов переходить к делу. А Милюков не хочет. Видимо, Ардалион предупредил письмом Милюкова о грозящей опасности — за что и был убит.

— Надо ехать в Государственную Думу, искать подтверждения вашей версии. — Павел Миронович физически ощущал, какая ответственность ложится на его плечи. Разговор измотал его, от утренних светлых мыслей не осталось и следа, он чувствовал страшную усталость, но готов был продолжить сложную интеллектуальную работу. — Ответьте мне, дорогой Лев Милеевич, если вы уверены, что дело обстоит таким чудовищным образом, почему вы не приняли мер, чтобы доставить сюда участников гнусного заговора? Где мадемуазель Толмазова? Где Тоцкий?

— Мадемуазель Толмазову я хотел сегодня привезти сюда самолично. Утром ездил в меблированные комнаты Будановой, но девушка домой не явилась. Наверное, скрылась.

— Ушла в подполье вместе с Тоцким?

— Вряд ли. Скорее всего, мадемуазель Толмазова — вообще не мадемуазель Толмазова. То есть не дочь саратовского помещика.

— На основании чего вы делаете такой вывод?

— Основание есть. В ее апартаментах я обнаружил гимназические учебники третьего класса.

— Ну и что?

— Госпожа Буданова и ее сын Митя уверяют, что мадемуазель Толмазова занималась с детьми. А дети-то учатся в последнем классе! Зачем им повторять курс третьего?

— Действительно, ерунда какая-то. А эти Будановы — из сочувствующих социалистам?

— Скорее всего — сын, а мать его прикрывает. Но главное, я сделал неожиданный вывод: это Митя с товарищами учили невесту Ардалиона латыни, истории древнего мира и ботанике. То есть она — не она. Злоумышленница жила под чужим именем!

Тернов покрылся испариной.

— Лев Милеевич! Дорогой! — взмолился он шепотом, округляя глаза. — Никому не слова! Какое чудовищное гнездо мерзавцев! Как бы не пронюхал Коцюбинский! Он же во всем обвинит градоначальника! А почему вы думаете, что она сбежала? Может быть, Тоцкий ее убил и сбросил в прорубь, вон в газете напечатали про какую-то утопленницу!

Лев Милеевич встал.

— Тоцкий ни при чем. Он в коридоре дожидается. Я вчера еще велел ему прийти сюда для допроса. Если б убил — не пришел бы.

— Вы правы, — кивнул Тернов, — но почему ж до сих пор молчали?

— Простите, Павел Мироныч, хотел сначала ввести вас в курс дела, чтобы подручней вам было с негодяем беседовать. Да и ему полезно помучиться неизвестностью, ослабнет нравственно, так мы его и раскусим быстрее.

— Вашими бы словами.

Павел Миронович смахнул в верхний ящик стола служебные бумаги, подальше от глаз подозреваемого. Шея его затекла, и он сделал несколько вращательных движений головой. Выпрямил спину. Положил локти на столешницу.

Лапочкин открыл дверь в коридор и пригласил Тоцкого, а сам отошел к окну, чтобы наблюдать оттуда за малейшими изменениями лица либерального ветеринара.

Тоцкий двинулся прямо к столу следователя. Лицо помятое, глаза ввалились, но платье в порядке, отглаженные брюки, сюртук, чистенькая рубашка не из дорогих.

— Честь имею представиться — Евгений Львович Тоцкий, ветеринар. Прибыл по просьбе господина Лапочкина.