Тайные пороки

Аля придвинула стул и села, не отнимая руки у Синеокова, судорожно глотающего воду.

— Представляете, что сделал этот негодяй? — жалобным голосом запричитал Синеоков. — Он вчера имел наглость позвонить Дузе! Нет, сама примадонна с таким ничтожеством, конечно, и не думала разговаривать. А эта навозная куча, которая называет себя Элегантесом, наговорила антрепренеру величайшей актрисы, что служит в популярнейшем журнале, что пишет статью о взаимосвязи сифилиса и горностая. И спрашивала, сколько раз обращалась к венерологам Дузе! Представляете, сама Дузе!

— Я надеюсь, антрепренер сказал звонившему, что он дурак? — участливо спросила Аля.

— Уверен, что сказал! Но дело не в этом! Представляете, Алечка, являюсь я сегодня в апартаменты Дузе, протягиваю свою визитную карточку — и вместо уважительного приема, вместо разговора с примадонной получаю выговор от антрепренера… И из-за кого? Из-за этого безмозглого бегемота! Со мной отказываются даже разговаривать! Меня обвиняют в том, что журнал задумал опорочить величайшую актрису и сорвать ее выступления в российской столице! А ведь я — живой классик театрального рецензирования! Меня сам Коцюбинский хвалил! Говорил, что мой анализ спектаклей — смертный приговор градоначальнику! И что же мне теперь делать?

— История неприятная, — сказала с материнской строгостью Аля. — Похоже, мы действительно лишились блестящего материала.

— Алечка, Алевтина Петровна! — всхлипнул Синеоков. — Ведь Дузе столько раз сыграла «Даму с камелиями»! И у нее было столько блестящих партнеров, игравших морально падших мужчин! В моем описании галерея этих образов вошла бы в театральные анналы!

По щекам Синеокова покатились настоящие слезы.

— Я его убью, — он скрипнул зубами, — все равно убью. Ибо для него даже в аду нет достойного наказания — двенадцатого круга, где должны пожираться крысами убийцы гениев!

Аля молча гладила Синеокова по голове. Антон Треклесов склонился над бумагами. Самсон отвел глаза и отвернулся к окну. Данила с жалостливой гримаской уставился в потолок.

Прошло несколько тягостных минут, как к причитаниям театрального рецензента прибавились какие-то странные посторонние всхлипы. Все как по команде повернули головы к двери.

Там, на пороге сотрудницкой, стояла маленькая румяная старушка в скромном плюшевом пальто и старомодной шляпке.

— Вы к кому, уважаемая? — осторожно ступая, Данила направился к посетительнице.

Ее круглые голубые глаза смотрели беспомощно и доверчиво. Она медленно опустилась на колени и простерла руки к замершему от неожиданности конторщику.

— Будьте милосердны! Сжальтесь!

Данила попытался поднять старушку, подхватив ее под локоток.

— Встаньте, милая, встаньте. Чего же вы хотите?

— Верните мне моего возлюбленного Фалалея!

Глава 9

В превосходном расположении духа следователь Казанской части вошел в свой кабинет. Он мурлыкал себе под нос песенку, которую вчера исполняла ему его милая Лялечка, разгоряченная ужином в ресторане с шампанским и цыганами. Даже в интимной обстановке, когда они остались одни, актрисочка искусно оттягивала момент полного сближения и, принимая знаки внимания, неожиданно впадала в творческий экстаз, хватала гитару и, перебирая струны, пела легкую французскую песенку. И чем долее мучительница оттягивала час наслаждения, тем более разгоралась страсть в сердце Тернова, тем более обворожительной казалась ему Лялечка. Была там и одна такая минутка, когда в сознании Павла Мироновича даже сверкнула отчаянно смелая мысль — а не жениться ли на Лялечке?

Теперь, напевая под нос милый французский мотивчик и снимая шинель, Павел Миронович вполуха слушал обычные приветствия курьера, заменившего заболевшего письмоводителя. Он размышлял о том, что Россия еще не доросла до истинного прогресса. Он, Павел Миронович Тернов, конечно, готов бы был жениться даже и на какой-нибудь камелии, не то что на актриске, — но общество не поймет его благородного порыва! Это в свободной и просвещенной Америке так естественно и с пониманием общество отнеслось к последней матримониальной моде: миллионеры, банкиры, воротилы бизнеса косяками идут под венец с уборщицами, официантками, поломойками, проститутками… Когда еще дозреет до такой высоты демократии Россия?

Павел Миронович с нетерпением ожидал своего помощника, Льва Милеевича Лапочкина. Тот должен был вчера встретиться с невестой покойного Ардалиона Хрянова, опытный сыщик наверняка сумел извлечь из разговора новые факты, которые помогут раскрыть это таинственное дело.

— Запрос в Саратовскую губернию отправлен? — рассеянно спросил Тернов курьера, навытяжку стоявшего у стола письмоводителя. — Ответ есть?

— Так ведь только вчера отправили по телеграфу, — оправдывался покрасневший курьер, — еще небось только сейчас на стол тамошнего начальства легла бумага.

— Безобразие! — буркнул Тернов, усаживаясь на свое уже порядком потертое кресло. — В нашей сонной провинции дела ведутся как при царе Горохе. Ямщик в прошлом веке быстрее бы доскакал туда и обратно, чем запрос по телеграфу ходит.

Курьер виновато молчал.