— Надо подать Государю доклад, — важно заметил Павел Миронович, — о необходимости устройства прямого телефона между столицей и Саратовом.
— Так точно, ваше высокоблагородие, — отрапортовал курьер.
— Кажется, ты не рад? — подзадорил Тернов подчиненного. — Думаешь, уйду я на повышение? И тогда тебе не будет такой вольницы как при моем либерализме?
— Я служу Царю и Отечеству, — ответил курьер, видавший на своем веку немало сумасбродного начальства, и из консерваторов, и из либералов. — И как испокон веку заведено, тяну свою лямку. Должен начальнику на стол с утра положить бумаги — кладу аккуратной стопочкой. Справа — свежие утренние газеты, слева — сводки происшествий за минувший день.
— Ладно, не обижайся, — после вчерашнего удачного свидания Павел Миронович хотел видеть вокруг себя только счастливые лица, сам готов был всех облагодетельствовать. — А рапорты агентов еще не готовы?
— Дописывают, с минуту на минуту будут. Дозвольте осведомиться о готовности.
Курьер с позволения начальства выскользнул за дверь, и Тернов погрузился в газеты. Читал он их по своей особой методе: статьи о политических вопросах и сообщения о дворцовой жизни — внимательно, вдумчиво. Вести из провинции — бегло, нетерпеливо. Объявления о новшествах — с карандашом в руках, подчеркивая адреса и фамилии: для последующего внесения в картотеку потенциальных преступников. Уголовную хронику — придирчиво. Сразу после нее — переходил к полицейской сводке. Сравнивал тексты сообщений, гневался, если газетчикам становилось известно слишком много. Особенно — если речь шла о делах, расследование которых еще не было завершено.
Утренние газеты на этот раз сообщали немного из криминальной сферы. О смерти Ардалиона Хрянова кратко упоминалось в полицейской хронике: найден труп в прачечной, с проломленной головой.
Павел Миронович повеселел. Ему очень не хотелось, чтобы пресса пронюхала про красный бантик и кочергу. Поднимут вой о засилье социалистов, о том, что теперь беззащитной женщине и в прачечную войти страшно.
Из других происшествий заслуживали внимания немногие: фельдшерица железной дороги ударила по лицу инженера — оба арестованы с чердака дома на Овсянниковской украдено стираное исподнее мещанина Б. из проруби на Неве извлечено тело молодой женщины с ножевой раной в спине возле Пассажа нападение хулигана на журналиста Ч., провожавшего даму. В последнем случае пострадали два случайных подростка. В заведение мадам Горшениной ворвался сумасшедший, устроил погром — был на месте осмотрен врачом, связан и отправлен на освидетельствование. Бесследно исчез сын чиновника Пряхина.
Павел Миронович опять переметнулся к делам государственным, к думским отчетам. Депутат Государственной думы Пуришкевич получил подметное письмо с оскорблениями и угрозой поквитаться с ним на музыкальном вечере вагнерианцев, а Дума создала комиссию по нравственной чистоте, в которую пригласила графологов — чтобы доказать причастность к этим угрозам депутата Милюкова.
Знакомая фамилия заставила Тернова напрячься, настроение испортилось. С Милюковым состоял в переписке и Ардалион Хрянов! Не стал ли ветеринар жертвой громил Пуришкевича? Его архаровцы тоже разгуливают в сапогах — а именно такой следок и обнаружен в прачечной!
— Доброе утречко, Павел Мироныч! — раздался от дверей бодрый голос Льва Милеевича Лапочки на.
Однако вид помощник дознавателя имел несвежий.
— Вы плохо себя чувствуете? — взглянул исподлобья на Лапочкина следователь.
— Никак нет, господин Тернов.
Лапочкин уселся на стул перед столом начальника и отирал платком, зажатым в левой руке, испарину со лба. В правой руке он держал листки бумаги.
— Что у вас там? — нетерпеливо спросил Тернов. — Давайте бумаги сюда. Что это?
— Рапорты наших агентов, — ответил, протягивая листки через стол, помощник, — успел пробежать глазом. Есть кое-что и подозрительное. Обратите внимание, в чайную к Немытаеву вчера поздно вечером приходили Аграфена, соседка Ардалиона, и кузнец Пурыгин, долго беседовали.
— Что ж здесь подозрительного? — рассеянно спросил Тернов, переворачивая листок. — Наверное, о поминках с хозяином беседовали, смерть Хрянова обсуждали.
— И то верно, — философски откликнулся Лапочкин. — Только в отчетце сказано, кузнец какой-то пакет сунул костюмерше. Под столом, тайком.
— И что?
— Агент проследил за Горячкиной. Она стояла перед дверью Ардалиона. Долго рассматривала опечатанную дверь. Не собралась ли проникнуть в квартиру?
— Совсем ты меня запутал, Лев Милеевич, — сказал с досадой Тернов. — Что еще?
— И еще есть. Аграфена-то, на ночь глядя, отправилась через весь город пешком. И куда б вы думали? В приют для бездомных кошек. Там, оказывается, заседает этот самый Союз либеральных ветеринаров.
— И что же она там делала?
Павел Миронович старался скрыть нарастающее возбуждение. В мозгу его проносились безумные картины ночного разврата ветеринаров. Тем, наверное, актрисы не по карману — а вот костюмерши…