Тайные пороки

— Все в порядке, — объявила госпожа Май, выскальзывая из массажного кабинета и потряхивая в воздухе договором, который минуту назад написал в присутствии следователя и его помощника господин Либид. — Теперь мы можем покинуть эту тюрьму.

Она передала документ Эдмунду, шагнула к заплаканной даме у камина и обняла ее. Черноглазый господин, вышедший следом за издательницей «Флирта», искоса наблюдал сцену утешения.

— Дорогая, этому кошмару в вашем салоне настал конец Ваши материальные и моральные убытки господин Либид возместит сию же минуту.

Эдмунд Федорович вынул из кармана портмоне и послушно отсчитал кругленькую, по мысли Тернова, сумму. Хозяйка салона приняла купюры. Не пересчитывая, положила их на каминную доску, достала из-за манжеты носовой платочек и высморкалась.

— Теперь я свободна, — заявила, по-кошачьи потягиваясь, госпожа Май и игриво глянула на следователя. — И могу вплотную заняться вами, Павел Мироныч.

— Сочту за честь, — прохрипел запунцовевший Тернов.

— Вот и отлично, отлично, — проворковала госпожа Май. — Эдмунд, ты готов? Мы покинем эти застенки в сопровождении служителей закона. Так безопасней.

Черноокий господин, насмешливо взиравший на госпожу Май, с места не двигался.

— Подайте мне руку, господин Тернов, — распорядилась госпожа Май и, опираясь на спешно предоставленную ей руку молодого следователя, покинула холл косметического салона.

Следом за парочкой поплелись Лапочкин и господин Либид.

Но на этом милости, расточаемые следователю госпожой Май, не закончились. В гардеробной она доверила именно ему накинуть на ее плечи шубу, на его руку опиралась, пока горничная застегивала пуговки на изящных ботиках, из его рук приняла огромную муфту.

— Вот так. Да. Благодарю вас, — приговаривала она с особой, интимной интонацией.

На улице госпожа Май не стала дожидаться, пока мужчины найдут свободного извозчика, а свернула влево и чуть ли не бегом устремилась к перекрестку двух ярко освещенных проспектов, словно опасалась погони. Мужчины с трудом поспевали за ней.

Завидев пустые сани, Тернов бросился едва ли не под копыта неторопливо бредущей лошадки.

Когда седоки разместились и сани тронулись, госпожа Май разверзла уста:

— Дорогой Павел Мироныч, я готова помочь вам в деле с португальским королем. Но я точно знаю, господин Шалопаев не ездил в Португалию. Он лежал с инфлюэнцей в больнице. Шалопаев никак не мог стрелять в португальского короля.

— Нет, Ольга Леонардовна, — с досадой сказал Тернов, — в короля стрелял поручик Бешенцов. Но это информация конфиденциальная.

— Не знаю я такого поручика, — заметила равнодушно Ольга. И, привалясь к Павлу Мироновичу, приблизила губы к его лицу, обдавая его свежим дыханием, хранившим аромат фиалковых лепешечек, которые она, видимо, употребляла. — Впрочем, я не люблю решать важные дела на бегу. Предпочитаю разбираться в них основательно. Может быть, вы согласитесь провести со мной вечер в моей скромной келье?

Следователь, в сознании которого мгновенно вспыхнули отеческие нравоучения седенького контрразведчика, обомлел: неужели коварная красавица расставляет ему сети? Или он уже попал к ней в рабство? Последние полчаса он исполняет все ее прихоти! Но ведь ему необходимо побеседовать с Ольгой!

— И вашего помощника мы тоже делом займем, — продолжила обольстительница, — попросим сопроводить господина Либида в банк, чтобы положить наш ценный документ в сейф, под надлежащую охрану.

Лапочкин смотрел на начальника зверем: ему вовсе не улыбалось прислуживать господину Либиду, который занимался какими-то темными делишками. А тащиться с ним банк означало лишиться намеченного похода в трактир и бутылки хорошего португальского портвейна…

— Олюшка, — встревожился господин Либид, — ты меня извини, я не вправе вмешиваться в твою личную жизнь, но все-таки… Господин Шалопаев, который является предметом ваших забот, как я понял, все-таки на свободе. А вот наш гениальный сотрудник Лиркин сидит в кутузке. И даже в газету попал, в полицейскую хронику… Скандал…

— Я ничего об этом не знаю, — Ольга Леонардовна недовольно свела черные брови. — Он должен писать программную статью для следующего выпуска журнала. Я ему такую честь оказала…

— А он не ценит, не ценит, неблагодарный. Тысячу раз предлагал тебе его уволить. Теперь он арестован за разгром венерологической клиники.

— А что он там делал? В хронике не пишут?

— Нет, Олюшка, не пишут, — продолжал беспокоиться господин Либид, — сегодня среда, а послезавтра все материалы в номер должны быть готовы. Как же ты без программной статьи обойдешься, если твой музыкальный обозреватель останется сидеть на нарах?

— Возмутительная наглость, — Ольга Леонардовна распрямилась, в глазах ее блеснул недобрый огонь, — хорошо, что плетка со мной. Вот поеду сейчас в участок — и исполосую негодяя вдоль и поперек.

— А… а… как же свобода личности? — то ли от возмущения, то ли от обволакивающего его запаха фиалковых лепешечек, которыми пользовалась и Лялечка, Тернов начал заикаться. — Телесные наказания у нас, слава Богу, отменены, тем более в интеллигентных кругах…