– Ну, чёрт подери! – буквально взвыл Себастьян, когда выходившая из дома Эстевесов массивная сеньора, в которой он мгновенно узнал Мече, замешкавшись в дверях, наступила ему на ногу. – Я же могу навсегда остаться инвалидом!
– Извините, – коротко буркнула толстуха и поспешила пройти мимо него, прежде чем он успел что-нибудь добавить.
«Какого дьявола она здесь делает? – подумал Себастьян, глядя ей вслед. – Вот уж не думал, что Дельфина заведёт себе такую подругу… А, ладно, в конце концов, меня это не касается», – и он прошёл в дом, кивнув Бените, которая закрыла за ним дверь.
Последние дни настроение у него было скверным, и поэтому малейший пустяк раздражал и выводил из себя. Себастьян буквально изнемогал от разрыва с женой, разрыва нелепого и основанного на сплошных недоразумениях, как он считал про себя. Впрочем, это-то и было самым скверным, потому что труднее всего доказать самое очевидное и опровергнуть самое нелепое.
А разве возобновление его связи с Дельфиной нельзя было назвать сплошной нелепостью? Что может быть более нелепым, чем измена любимой жене с давно надоевшей любовницей? Тем более, что теперь Дельфина вела себя всё более навязчиво – требовала, чтобы он оставался ночевать и постоянно строила планы их совместной жизни. Даже в присутствии своей грудной дочери, она называла его не иначе, как «папа», думая тем самым польстить Себастьяну, а вместо этого раздражая его всё больше и больше. «У меня есть собственный сын, – со злобой думал он про себя, – так что незачем навязывать мне ещё и дочь этого подонка Монкады». Вообще, поскольку в природе всякого мужчины заложено стремление играть активную роль, постольку роль усиленно преследуемой жертвы его пугает и вызывает отвращение. Одно дело – женское внимание, которое, безусловно, льстит и повышает уверенность в себе, и совсем другое – женская навязчивость, от которой хочется избавиться всеми, возможными средствами, вплоть до самой откровенной грубости.
Мария Алехандра могла и неоднократно признавалась ему в любви, но она никогда не опустилась бы ради своей любви до самых откровенных заискиваний и унижений, предпочтя бы этому гордое страдание в одиночестве.
Дельфина же, напротив, ради избавления от одиночества, готова была на любые унижения. А ведь когда-то он увлёкся ей именно как надменной женой могущественного сенатора и был очень польщён своей новой победой! Видимо поэтому Себастьян сейчас страстно любил одну из сестёр и чувствовал, что уже начинает откровенно ненавидеть другую. Но тогда ради чего он являлся к ней в дом и в очередной раз выслушивал рассказы о самочувствии крошки Долорес? Ради чего он нехотя ложился в постель с её матерью, выпивая перед этим не меньше трёх бокалов виски? Ему стыдно было признаться в этом даже самому себе, но главной причиной этих труднообъяснимых с точки зрения здравого смысла поступков было его собственное слабоволие. Дельфина же, как, впрочем, и его первая жена – Кати, вела себя достаточно напористо и целеустремлённо, а потому просто подминала его под себя, то угрозами, а то и истеричными мольбами. Но рано или поздно с этим пора было кончать, и вот теперь, ощущая ноющую боль в отдавленной Мече ступне, он почувствовал в себе силы решительно порвать с Дельфиной.
Бенита пошла наверх, доложить о его приходе, а Себастьян, оставшись в гостиной один, поспешно направился к хорошо знакомому бару, в котором Дельфина держала его любимый сорт американского виски. К тому времени, когда она, уложив дочь, спустилась вниз, в его глазах уже пылал мрачный огонь решительности.
– Привет! – ласково произнесла Дельфина, подходя к нему.
– Что у тебя делала Мече? – отрывисто спросил он.
– Мече? – удивилась она. – Да ничего… болтали, пили кофе… а в чём дело?
– Мне неприятна эта особа, и я бы не хотел её здесь видеть!
– Но, она же, была лучшей подругой твоей матери! – изумилась Дельфина, делая шаг назад.
– Была, – криво усмехнулся Себастьян, – пока сама же по собственной глупости не отправила её на тот свет.
– Ну, в этом виновата не она, а Кати… – Дельфина попыталась было заглянуть в его глаза и, когда ей это не удалось, не слишком уверено спросила: – Может быть, ты мне всё же объяснишь в чём дело?
– Объясню, конечно, объясню, – снова усмехнулся Себастьян, собираясь с духом.
– А, может быть, ты это сделаешь потом, а сначала мы поднимемся в мою спальню? – ласково проворковала Дельфина, поглаживая лацканы его пиджака.
– Нет, Дельфина, – грубо сказал он, снимая её руки и отстраняясь, – никаких потом уже не будет – я от тебя устал!
– Что?!
– Сейчас я уйду и больше уже не вернусь. Надеюсь, что на этот раз, наше расставание будет окончательным. – Произнеся все это, он повернулся и, стараясь не смотреть на её искажённое лицо, направился к выходу.
– Стой, Себастьян, подожди!
– К чёрту!
Он почувствовал себя как Орфей, который знал, что стоит ему только оглянуться назад, и милая тень его любимой жены исчезнет безвозвратно. А потому у него хватило сил не оглядываться на отчаянные вопли и проклятия Дельфины, и быстро, чуть ли, не бегом, добраться до своей машины.