И вдруг подумал еще. А как там Женя сейчас? Он сидит тут и продолжает смотреть на все со своей стороны, его значит, выпилили, а он и выпилился. Устранился. А вдруг ей там тоже сейчас нужна его помощь? Она, конечно, сумела уронить ветку, разбив окно в кабинете, но пока она человек, старается не делать ничего такого, это Женька уже понял. Чтобы избежать многих последствий старается поступать именно по-человечески. А значит, Норис может ее достать!
— Сижу тут! — он снова вскочил, теперь уже сжимая кулаки.
Был бы хоть ветер. Любой, тут в вышине над степью. Он бы разбежался и… Чтоб хоть куда-нибудь! Там, где ветры, там они могут встретиться.
Переминаясь, с опаской осмотрелся. Края поляны обрывались, казалось, там, за щетками травы — пропасть, но это не так, знал Женька, там склоны, они плавные, хоть и довольно крутые. Да, ветров тут, похоже, не бывает. Кроме тех пакостных сквозняков и влажных больных дуновений с болота. Но пусть они и остаются там, внизу, а лучше — уже в прошлом, в которое Женька сумел превратить настоящее, занимаясь нормальными, теплыми делами: хорошими воспоминаниями, наведением уюта, угощением серых жильцов одинокого дома.
Ну, с холодком по спине решил, отходя к самому краю поляны и внимательно глядя на край противоположный, я тоже не валенок. Не совсем валенок. Ну, нет ветров. Зато и пропасти тоже ж нет. Если что, просто покачусь вниз. Набью еще шишек, не привыкать.
Первые шаги были скованными, потом пришла скорость. Мимо очага он пронесся, так что взметнулась белая пудра пепла, запорошив семерку. Вдогонку раздался звонкий щелчок ключа, но останавливаться было нельзя и Женька, успев только еще раз сказать «ага» внутри головы, сделал последний, самый широкий шаг, переносящий его за край плоскости, туда, где трава уходила вниз, по бесконечному на вид склону, под которым степь, а за ней — дымка, открывающая под напором солнечного света синюю полосу морской воды — далеко-далеко.
С этим шагом пришел ветер. Теплый и очень сильный, подхватил Женьку под согнутые локти и понес, подбивая снизу колени. Уже не боясь упасть, Женька снова заголосил что-то воинственно-радостное, вытягивая руку в сторону далекой воды. Летел, от свиста в ушах не слыша собственных воплей, но горло саднило, видно, орал от души. Далеко под болтающимися ногами плыла степь, краем глаза он отмечал — в ней есть серебряные лепешки ставков и проволочные петли речушек. Есть редкая сеть обычных степных грунтовок, что скрещиваются по своим, вернее, по обычным человеческим законам, откуда-то и куда-то ведут. И есть!.. У Женьки перехватило дыхание, когда холм открыл сверкающее розовое пространство, обрамленное рыжими и черными берегами. Кой-Аш! За ним — узкая дамба, переходящая в обрыв, который все повышался, уже показывая горсточку строений — домик, столб ветряка, пара сараюшек на краю маленького квадратика огорода.
— Моряна-а! — заорал Женька, радуясь знакомым, таким уже родным местам.
И вдруг ноги резко дернулись вниз, рот наполнился ветром, голова мотнулась, не успевая за изменением тела в небесной пустоте. Взмахнув руками, Женька попытался согнуть колени, нагнул голову, боясь увидеть и еще больше боясь внезапно свалиться — с эдакой высоты. Ниже его, вцепившись в щиколотку, летел Норис, скалил белые зубы. Непременный стетсон хлопался о спину, болтаясь на шнурке вокруг шеи.
— Пусти! — заорал Женька, неумолимо теряя высоту под тяжестью врага.
Задергал ногой, пытаясь руками выгрести, как делал в воде, избавляясь от чужого захвата. Но Норис держал крепко, от скрюченных пальцев шел противный ледяной холод, замораживая немеющую ногу.
Женька чуть не заплакал злыми слезами, в ярости от того, что гад все портит, ну все, в самые прекрасные моменты. Даже его собственный, впервые такой прекрасный, без тяжкого напряжения и усталости, личный полет. Первый по-настоящему самостоятельный.
И эта мысль оказалась важнее страха, важнее чувства опасности. Ты бачь, яка сука, насмешливо процитировал старый анекдот голос Капчи в голове. И Женька поймал ту самую верную интонацию, передаваемую грубыми, но правильными словами.
Опустил голову сильнее, разглядывая оскаленное лицо и вытянутую полетом фигуру.
— Что ж ты липкий такой? — произнес с презрительным удивлением, — своей силы нет, так чужой пользуешься? Всегда так, да? И не надоело?
Не досказав последней фразы, крутанулся, не пытаясь стряхнуть Нориса, а напротив, приближая к нему руки. Схватил за распахнутую на груди рубаху, притягивая к себе, так что ощеренное лицо оказалось почти вплотную к его лицу.
Норис замахал руками, извиваясь, как пойманный поперек тулова червяк.
— Ветер, — раздельно проговорил Женька, встряхивая противника в такт словам, — всег-да силь-не-е сквоз-ня-ка. Понял ты? Немочь хилая.
— А ты, что ли… сильный, да? — прохрипел Норис, стараясь говорить с насмешкой, но в прищуренных глазах плескался страх.
— Да, — согласился Женька, — и, если ты тронешь хоть раз. Серегу. Женю. Ану Войченко. От меня получишь. По полной. Да кого угодно. Если узнаю. Чмо ты болотное.