— Не бросишь, — просипел Норис неуверенно, — не бросишь ведь? Я клянусь…
— Заткнись. Тебе не верю. Не брошу, да?
Женька все крепче стискивал края рубахи, потом сделал захват, поворачивая Нориса к себе спиной и обхватив его подмышками жестко согнутой рукой. Да он слабак, мелькнула мысль, я ниже, но руки-то крепче.
На них неслась сверкающая синева. Под ногами далеко внизу Кой-Аш кончился, мелькнула верхняя часть обрыва и золото пляжа.
— На землю не брошу, — крикнул Женька, описывая над водой плавную дугу и снижаясь почти к самым барашкам, украшенным легкими пенками, — а нырнешь щас, как надо.
Руки разжались. Норис, что-то прокричав, булькнул, уходя в прозрачную воду. Вынырнул с плеском, распустив за спиной полы джинсовой рубахи. Уставился снизу ненавидящим взглядом.
— Греби давай, — посоветовал Женька, паря в десятке метров над водой, — я прослежу, чтоб не утоп.
— Козел! — Норис попытался плюнуть вверх, но снова окунулся, — досстану я тебя…
— Это я тебя достану, — поправил его Женька, — и каждый раз буду доставать, если что. Плыви давай, некогда мне с тобой возиться.
Норис взвился, как ненормальный дельфин, пытаясь ухватить Женькину ногу, тот отскочил выше. Повел руками и принял горизонталь, направляя себя в сторону далекого еще берега.
— Нет! Подожди, нет!
И еще с четверть часа Женька болтался над пловцом, пока тот, наконец, не обнаружил под ногами меляк, первый из двух, невидимых с берега.
Оставив врага стоять по пояс в зеленой воде, Женька помахал ему рукой и понесся к берегу, набирая высоту, чтоб сразу воспарить к домику на обрыве. Но над желтым песком потерял силу и свалился, снова слегка отбив себе задницу. Вскочил, проверяя глазами — далеко ли Норис. Тот все еще торчал на меляке, невнятным, черным против солнечного света пеньком.
Женька встряхнулся, как пес, помотал головой — в ушах все еще приятно шумело от быстрого теплого ветра. И кинулся к вырубленной в глине обрыва лесенке. Ему хотелось кричать, окликая Женю. Или Отана. Наверняка они там, наверху. Но рассудив, что это будет слишком по-детски, укротил порыв и полез вверх в солидном молчании, пыхтя и отталкиваясь пальцами от крутых ступеней, маячащих перед носом.
Дверь в домик была распахнута, и Женька, отдышавшись и поправив волосы, чтоб не лезли в глаза, заглянул, взбегая по низким ступенькам. И пошел в обход, на дворик с деревьями.
Она была там, сидела на табуретке у очага, поставив на другую — большую миску с водой. Смотрела на Женьку, держа в руке картофелину, а в другой — тонкий, сточенный временем нож.
— Все нормально? — спросил он, — я думал, вдруг помощь нужна.
— Нужна, — кивнула Женя, — картошка вот. Еще принести.
— Ага, — он повернулся, чтоб уйти к сараюшке.
За спиной звякнул нож, падая в миску.
— Подожди.
Он снова повернулся, а она оказалась совсем рядом. Качнулась, обнимая обеими руками. Женька обхватил ее плечи, прижимая к себе.
— Я так испугалась, — от ее слов, сказанных у самой кожи, стало щекотно, — за тебя.
— Нормально все, — он тронул губами светлую макушку, — я вот. За тебя боялся.
Они засмеялись оба, стоя в редкой тени кривой сливы. Женя вздыхала, прижимаясь лицом к его рубашке, и он покачивал ее плечи, успокаивая. Такой — совсем взрослый. Сильный.
— Отан ушел на озеро, — ответила на его невысказанный вопрос, — вернется к ужину.
— А леди Маистра? Чинук?
— Им пора. И так задержались, из-за этого… Но, может быть, она поужинает с нами.
Потом они сидели рядом, чистили картошку, чтобы успеть. Тихо разговаривали, умолкая, когда в кроне заливалась какая-то неопознанная птичка. Женька рассказывал о сереньком доме, о подарке для семейства мышей, который так внезапно получил, ожидая получить совсем другое. Женя смеялась, бросая в миску белую картофелину.
— Куча вопросов, — задумчиво подытожил Женька, вытирая руки и глядя на девочку.
Та кивнула.
— Я расскажу. Если останутся какие, спросишь.
Издалека слышался мерный шум волн, они катили и катили на берег, где-то там из них выбрался и куда-то исчез Норис. Очень благоразумно с его стороны, отметил Женька, внимательно слушая.
— Я не могу сказать полностью, зачем и почему. Мир огромен, нет, бесконечен, понимаешь? Я могу объяснить столько, сколько знаю сама, но мои слова не объяснят бесконечности. И что-то ты сам понял верно, в том, что касается тебя. И Нориса. Ты ему сказал, про сквозняки, да? А еще увидел, как можно обманывать, если умеешь делать это очень хорошо. Он умеет.
— Гад, — с чувством сказал Женька.
Она кивнула, хмурясь. Подняла на него светлые сиреневые глаза.
— Когда веришь обману, после становится стыдно. Кажется, ну зачем слушала, кивала. Помогала зачем? Такому вот. Но… У него пакостный, но сильный талант. Если с ним водишься, близко, то ему веришь. Когда-то он меня обманул. Я готова была поделиться с ним всем. Всем, что может сделать его сильнее. Но у нас не получалось, и я не понимала, почему. Думала, может быть, я не умею.
Она усмехнулась и передразнила добродушно насмешливый голос Отана: