Тайные улицы, странные места [СИ]

— Шерлок Оврагс, — привычно парировал Женька. И возмутился, наконец, — блин, у нас дружба или как? Мы что, из-за телки несчастной возьмем и погрыземся нафиг? Не видел я твою Ану, нет, видел, но не трогал вообще. Это она на меня Зяму натравила, я чуть звиздюлей не отхватил, по полной программе. Будешь мне верить, или как?

— Именно что несчастной, — ответил Капча, свешивая голову и рассматривая под сандалиями грязный песок, — и вообще, не в ней дело. Нет, в ней, но пиздец другой.

— Не понял, — Женька снова проверил время. Часы показали без четверти два. До набережной быстрым шагом минут двадцать. Но еще домой надо заскочить, плавки надеть, на всякий случай, ну и там мелочи разные. Саморезов, отвертку любимую, пилка у него отличная для мелких работ. Мало ли.

Капча поднял голову, отодвинулся немного, шоркая по бордюру задницей в длинных шортах цвета хаки.

— Влип я, Смола. Попал на бабло. Из-за Аны.

— О, ну нашел чем удивить, — Женька усмехнулся, подумав о собственных сожалениях, — Ана, да-а-а, она такая. Метит в дорогие барышни. В крутые телки. Я вон тоже четыре почти штуки выкинул, на фесте. Что в песок закопал.

— Заткнись, а? Четыре. А двадцать не хочешь, с хвостом? Она тоже влипла. Щас расскажу.

Очень издалека трещали малолетние барышни, они давно покинули детскую площадку и теперь торчали в тени колбасного киоска, курили вместе с продавщицей, разглядывая медленные проезжающие машины. В песочнице сидел одинокий дошкольник, взрывал грязный песок кабиной пластмассового грузовичка и гудел то выше, то басом. На лавочке, в тени похоронного вида туйки, дремала бабушка, отправленная бдеть за внучком. Или — правнучком…

А под висящими тихими ветками, которые не шелестели, даже раскачиваясь от легкого ветерка, Серега Капча рассказывал Женьке свою историю. Хотя недолго — короткая оказалась история.

— Короче, она мне комп притащила, видеокарта там полетела. Я ж думал, ее машинка. Взялся. А там пыли внутри мамадарагая. Ну то бывает часто, я чо не знаю, юзают, пока все не зарастет. Потом бегают, а чивойто все вырубается… С видеокартой я разобрался, заменил. Еще думаю, скажу ей, она пять штук стоит, в «Супер-железе», а я тебе, значит, май лав, дарю, и за работу тож платить не надо.

Капча усмехнулся, сорвал листок, смял его, развернул, разглаживая на остром колене.

— Ну, понадеялся ж, конечно. Вот думаю, доступ к телу там, такое.

— Она, между прочим, такая же малолетка, как и Нателла твоя, — не выдержав, напомнил Женька, — шестнадцать будет на новый год. Ты совсем дурак, что ли?

— Но это ж Ана, — в голосе Капчи прибавилось уныния, — ну и потом, оно же не главное. Не всегда главное. Я и подумал, пусть мы встречаемся. И она не будет жопой крутить, со всякими уродами. А еще, это мне мать говорила, когда лекцию читала, ну, помнишь, когда Босика замели и вешали на него изнасилование? Ну, Босик, с пятого дома. Если партнеры оба не достигли, то к ним другой закон. Не такой, как малолетка и взрослый ебарь. То есть, если она с Норисом щас, до днюхи, это одно дело. А если со мной. То другое.

Он внезапно покраснел, снова свешивая голову почти к коленям, будто хотел подробно разглядеть узкий изорванный листок.

— Три месяца еще можно.

— В смысле, можно? — не понял Женька, — то есть, до твоей днюхи? То есть, если тебе семнадцать стукнет, то к малолетке Ане не подходи? Пока значит, ей не исполнится шестнадцать, да? Туплю, что-то.

— Восемнадцать, — хрипло сказал Капча, не поднимая головы.

Женька открыл рот. Потом закрыл. Потом открыл снова, пытаясь сбоку заглянуть другу в лицо, завешенное прямыми темными прядями. Он привык подначивать друга, который, хоть и одноклассник, но оказался почти на год его старше, ну, так бывает, например, родился человек 2 января, а другой, например, 30 декабря. Год рождения один, а реальный возраст — разный. У них в классе были и совсем детишки, которых чуть ли не в пять лет в школу выпихали, а были обалдуи обоего пола, кто-то позже пошел, а кто-то как раз родился не вовремя, пошел вроде, как надо, а всех на год обгоняет. Капча вот как раз из таких, всегда полагал Женька. То есть, ну семнадцать, да еще не наступили, а будут только. И что? Но — восемнадцать???

— Я, когда в школу сдаваться, я не пошел. Меня мамка забрала, чтоб увезти к бате, ну, там темное дело было, не говорит она, чо было-то. Но ее обратно родители привезли, в смысле, дед с бабкой мои. Силком, что ли. А уже зима. А я и так должен был в том году, а они такие — Сереженька хилый, Сереженька бледненький. Хилый, бля!

— Да уж, — согласился Женька, новыми глазами разглядывая хилого Сереженьку с его метром восемьдесят семь и ногами, как у бегуна-марафонца.

— В общем, мать мне всегда говорила, что мне на год меньше, я верил, дурачок же. Пока паспорт вот. Ясно, кому я скажу? Чтоб все ржали? Что здоровый дядя сидит в школе, с мелкотой всякой?