Тайные улицы, странные места [СИ]

Установила сковороду в центр стола и села напротив, вытирая руки кухонным полотенечком. Вытерев, внимательно сложила его на коленках в квадрат. Потом в квадратик. Потом развернула, и стала складывать снова. Подняла на мальчика прозрачные глаза под спутанной челкой.

— Отан скоро вернется, — предупредил Женька, начиная обижаться, — мне у него спросить? Тем более, он кажется, за, а ты почему-то против. А всегда — наоборот.

— Две недели, — вместо ответа сказала девочка, оставив полотенце в покое и сплетая пальцы, — две недели всего. Мне кажется, нет, я уверена, что тебе туда рано. А он, Аргест, вдруг решил, что пора. Может быть, тебе вовсе не надо туда!

— Куда? Ты хоть сказала бы! И вообще, чего вы за меня решаете. Я может сам. Хочу сам.

— Сам с усам, — пропел в дверях Отан, унося к мойке корзинку с помидорами и желтым огромным перцем, присыпанным зеленью укропа и петрушки, — он сам у нас с усам, ясно? И жаждет знать. А также — познать, узнать и, и… ладно — вызнать и дознаться. А что? Имеет право! Половину месяца пахал на благо трепетов, нежностей и веселостей, совершая грубые мужеские дела. Починил дверь в курятнике. Раз.

В мойке заплескалась вода. Перцы сверкали и блестели, как детские игрушки.

— Помогал мне с лестницей в куполе. Два! Трижды, я повторяю — триж-ды копал огород и даже заработал первую в жизни мозоль от лопаты с тяпкой! Три! Не сосчитать, куда я успел сгонять вашего юного раба, дражайшая Эжени. Кстати, ежели раб юный, то он — рабенок? Или рабчонок? Наш вот — точно не рабишко. При слове «рабишко» на ум приходит слово «умишко». И с этим тоже у мастера Юджина намечается порядок. Не полный, разумеется, как подразумевается в устойчивом словосочетании, но полного порядка где найдешь? Тем более…

— Норзер-Аргест-Этезий-Отан! — перебила болтовню Женя, уперев в спину хозяина пристальный взгляд.

Тот сразу умолк, а Женька приоткрыл рот, мучительно вспоминая, где же он слышал этот голос и произнесенное им сложное имя? Разве Женя хоть раз называла его так? И голос — не ее, вернее, не совсем ее. Взрослый. Глубокий. Но если в тот раз (в какой, вспомнить бы!) он был теплым, то сейчас у Женьки по спине прокатились мурашки.

Рядом со сковородой встала глубокая миска, полная огородных витаминов. Отан снова уселся на легкий стул и уставился на девочку преданным взглядом, показывая — послушен и слушает.

А та пристально смотрела на Женьку, что-то решая, и он выпрямился, стараясь нахмурить брови. В ее глазах не было теплоты, на месте привычной ему прозрачной то ли зелени, то ли бледной лаванды явилась ледяная голубизна, кажется, даже температура в кухне понизилась.

Отан одобрительно щелкнул языком, и Женька, спохватившись, расслабился. Да что он, в конце-концов. Две недели они постоянно вместе. Работают по дому, гуляют, получая от Отана смешные и странные задания. Болтают за чаем, а еще — на лавке ночью, под Женькиными окнами. И вдруг такое ощущение, что ее нужно бояться. Я что, испугался? — пристыдил себя Женька и преисполнился благодарности к Отану, который своим поведением разрядил обстановку и в кухне снова потеплело.

Потеплели и синие морозные глаза, принимая мягкий сиреневый оттенок. Женя улыбнулась, беря вилку и двигая к себе пустую тарелку. Напомнила:

— Накладывай. У тебя сегодня — право первой ложки. Поедим и я расскажу. Аргест? Ты позволишь, я расскажу сама?

— Буду счастлив, моя дорогая.

— И еще. Пусть он тогда — с самого-самого начала.

— Я стал еще счастливее, чудеснейшая моя!

Женька положил себе тушеного мяса, гору картошки и принялся есть, пока Женя резала помидоры на узкие дольки-лодочки.

* * *

— Моряна, — сказала Женя, когда Отан унес грязные тарелки в мойку и на столе возник чайник, сахарница и тарелка с мягкими пряниками, — моряна — это такой домик у нас, на берегу. Ничего особенного, из досок старых сколоченный. Но море там хорошее. Ты в Приветном был? Ага. А дальше, за маяком?

— Раза четыре, — кивнул Женька, проглотив кусок пряника, — туда ехать неудобно. Батя не хотел машину бить. Там классно.

— Кабинетно, я бы сказал, — вмешался Отан и тут же поднял широкие ладони, — молчу.

— Да, — кивнула Женя, — там очень хорошо. Просторное место, пляж широкий. Людей почти нет, ну, там, где Моряна. И там у нас будет одно дело.

— Согласен, — быстро сказал Женька, — когда поедем? Завтра?

— Если бы попозже, — девочка медленно вертела чашку, разглядывая танец чаинок, — еще позже, мы могли бы… — подняла глаза, с упреком посмотрела на Отана (тот пожал медвежьими плечами, мол, ты просила, вот я и молчу), а так придется на «Муравейчике» и с ночевкой.

«Ура» — мысленно завопил Женька, стараясь выглядеть солидным и почти равнодушным. Будто он каждую неделю гоняет на дикое побережье в пыльной кабине мини-грузовичка с разболтанным кузовом, да еще и с ночевками.

— Тебя мама отпустит?