Под конец Отан явно торопился, вслушиваясь в песенку жаворонка, вопли ворон за домом и шорох листьев, и последние мешки унес сам в один заход, кинув на плечи сразу по три.
Цыкнул на ребят, отгоняя их за скалу, куда уводил влажный песок, и они оказались в неглубокой нише, встали там, слушая далекий рокот автомобильного двигателя.
— Едет, — полувопросительно сказал Женька, — сюда?
Девочка кивнула, поворачивая к нему лицо, полное ожидания. Такое, задумался, как будто она ждет подарка, и он вот-вот, этот подарок.
— А Отан? — спохватился, — и машина там, наша.
— Правильно стоит, — шепотом успокоила Женя, — не заметят.
Кто, хотел спросить Женька. Но не стал. Наверху шум приблизился, потом стих. Хлопнула дверца. Женский голос произнес устало:
— Костик. Пойдем ужинать. Купаться будешь завтра.
— Ма-ам, — отозвался Костик совсем детским голосом, — ну, ма-ам… Я только по бережку. Где акула!
Женя мягко толкнула мальчика к низкому краю скалы. Они вытянули шеи, стараясь, чтоб Костик их не увидел.
Акула, вспомнил Женька, камень там, у дальнего края, наверное, он, длинный такой, ну, не похож, конечно.
На пляжике встала полная тишина. Спускаясь, Костик пел какую-то очень воинственную песню, мурлыкал ее негромко и вот — замолчал. Женька высунул голову из-за скалы. Увидел не только Костика — кругленького пацана в сбитых наискось шортах и с пластмассовым автоматом в опущенной руке. Увидел еще — ссыпанные горками стеклышки теперь лежали по всей площади пляжа, словно их кинула точная сильная рука кого-то очень большого. Зеленые, белые, голубоватые, коричневые и янтарные лепестки легли вольными линиями, веерами, полукругами. И было их — без числа. Больше, чем самого песка на пляже, гордо преувеличил количество Женька, упиваясь ошеломлением мальчишки, который не мог отвести круглых глаз от несметных сокровищ, преобразивших маленький пляжик.
Нерешительно Костик ступил на песок с тропинки. Бросил на траву за спиной ненужный автомат. Присел, перебирая стеклышки. Поднимая голову, закричал звонко:
— Ма-ам? Ма-ма! Смотри, скорее, у нас теперь что! Да-ма-ма-же!
Выпрямился навстречу молодой женщине в джинсах и клетчатой рубашке, которая на вопль сына выскочила из дверей и в одно мгновение оказалась с ним рядом — на границе степной травы и морского песка. Схватив сына за плечо, не сразу увидела, но убедившись — цел, в порядке — посмотрела туда, куда указывал рукой, из кулачка которой падали цветные плоские камушки. Ахнув, взялась за щеки, медленно поворачивая узкое лицо с огромными глазами, не зная, на чем остановить взгляд.
Резко повернувшись, оглядела холмы, молчаливую башенку створа, топырящую в стороны деревянные планки. И снова уставилась на мягкие переливы цвета, покрывающие песок огромным бархатистым ковром.
— Пора, — губы Жени тронули ухо спутника, теплая рука взяла его руку.
— Да, — сказал он без голоса, боясь, если ответит чуть громче, то не выдержит — заорет просто так, болтая всякую ерунду.
Улыбаясь до ушей, полез следом за девочкой по узкой тропинке, виляющей среди валунов и крошащихся скал. Перед самым верхом задержал ее руку, останавливая. Она послушалась, глядя на него лавандовыми глазами на светло-загорелом лице, широкоскулом, с крупноватым носом и приоткрытыми от тяжелого дыхания губами. Женька шагнул ближе, встал вплотную, и поцеловал ее, неловко, вскользь, обнимая свободной рукой за талию, упрятанную под белую тишотку и пояс штанов, стянутый ремешком.
Женя выдохнула, когда оторвался от ее лица. Улыбнулась и обняла его шею своей рукой, притягивая поближе. Ответный поцелуй был коротким, но совершенно настоящим, таким, что Женька на секунду испугался, вдруг он свалится обратно, катясь к самой воде. Она убрала с шеи ладонь, внимательно глядя ему в глаза, совсем близко, слегка кося своими. И отвернулась, таща его вверх за вытянутую руку.
— Спасибо, — хрипло объяснил Женька в спину, — за это вот. Все.
— Да, — она кивнула. Светлые волосы качнулись, разлетаясь вокруг головы и их немедленно зажгло алое солнце, что готовилось тронуть краешком горизонт за далеким светлым пятном Кой-Аша.
Глава 16
Домой Женька попал поздним вечером, высадился из муравейчика в полной темноте, расчерченной по асфальту квадратами света из желтых окон, одно из них — окно кухни, где мелькал за светлой шторой мамин невнятный силуэт. Женька постоял, держась за открытую дверцу кабины, мялся, раздумывая, как попрощаться. Столько всего случилось, но обо всем можно подумать позже, улегшись на свой диван. А вот два поцелуя, которыми они обменялись…
Но девочка только кивнула, блеснув в неярком свете кабины легкой улыбкой. И он, пробормотав насчет «до завтра», закрыл дверцу, с легкой досадой понимая, все теперь сделалось не простым, не как раньше. Но поднимаясь по ступенькам в подъезде понял, что соскучился по маме, и нужно обдумать, о чем ей рассказать, не говорить же о диких событиях на ночном пляже, а про Моряну, сказать ли?
Мама Лариса открыла на звонок, поправляя на голове тюрбан из махрового полотенца.