– У него дочь ведьма, – не выдержав нападок барона, смиренно произнес один из храмовников. – И сам он выкуплен из плена за нечистое золото. Он богохульник и еретик. Его замок будет разрушен. Его деревни и поля отойдут Святой римской церкви.
– Аминь! – негромко, но дружно ответили святому брату храмовники.
Барон Теодульф оскорбленно взревел. «Честный монах, – оскорбленно взревел он, – везет из Святой земли святые мощи и реликвии, серебряные доски с алтарей, ризницы и иконы, кресты и церковный скарб, а храмовники, как истинные грабители, отмеченные Господом всяческими пороками, везут только награбленную добычу».
Барон не успевал сплевывать скапливающуюся в уголках губ слюну.
Он, барон Теодульф, владетель славного замка Процинта, известен многими подвигами в Святой земле. Он ходил на штурм Акры в самом первом ряду рядом с маршалом Шампанским. Он сам видел, как благородный мессир, потеряв тарж, треугольный металлический щит, призванный защищать грудь и плечи, был тяжко ранен. Из-за ранения он был пленен нечестивыми сарацинами, а многие доблестные рыцари убиты. А трувер Ги де Туротт, шатлен Куси, ранен в том бою, а он, благородный барон Теодульф, воин Христов, тоже ранен и тоже пленен. Он лучше, чем кто-либо другой, знает нрав храмовников. Он видел божий мир. Он дышал туманами, от которых пухнет и разлагается тело, он сам умирал в песках и в зное. Он сам ходил к прачкам, и они мыли ему, как всем, голову и вычесывали из волос насекомых. Он, как все паломники, сам поднимал страшный шум и размахивал дымным смолистым факелом, изгоняя из палатки ужасных тарантулов и нечистых духов. Он сам неделями носил на копье подвяленную голову мертвого сарацина, пугая мертвой головой еще живых неверных. Агаряне вырвали ему правый глаз, но он и единственным своим глазом видел столько дорог и стран, видел столько чудесных битв и ристалищ, что любой храмовник рядом с ним заслуживает только презрения. Он, барон Теодульф, друг многих благородных рыцарей, всегда сражался в первых рядах, и рядом с ним были храбрые анжуйцы и путевинцы, надежные бретонцы и норманы и мужественные воины из Ла-Манса и Лангедока. Только храмовники всегда держались в отдалении, решаясь лишь на то, чтобы трусливо добивать раненых сарацинов. Вооруженные паломники смело шли сквозь горящие частоколы, они катили перед собой деревянные черепахи, обшитые кожаными щитами, метали из катапульт в обороняющийся город камни и трупы неверных; щиты в медных ромбах, цветные флажки и ленты, блеск кольчуг, шлемы, отбрасывающие дивные блики, длинные мечи в твердых руках – да! Так шли рыцари. Монжуа!
Чистые духом святые Христовы воины шли вброд через рвы с водой, столь грязной, что она вызывала рвоту. В гуще смертельного боя святые паломники поднимали забрала шлемов, чтобы вдохнуть глоток раскаленного воздуха, и их беспощадно жалили стрелы. Он, благородный барон Теодульф, крестясь одной рукой, другой разил сарацинов, а трусливые храмовники держались поодаль кучками, как грязные шакалы, и только и высматривали жадными выпуклыми глазами – не вошли ли благородные рыцари в пролом осажденного города? Под ним, под бароном Теодульфом, пал конь, а ведь он, барон Теодульф, сам недоедал, но кормил коня в походе изюмом, сеном и сушеными фруктами, а когда кончились изюм, сено и сушеные фрукты, он сам собирал ему клочки жалкой травы, которую можно найти в пустыне. Он, барон Теодульф, выпустив бороду поверх доспехов, одним из первых под Акрой вошел в пролом рухнувшей стены. И только увидев это, влекомые нечеловеческой жадностью, в пролом двинулись храмовники. И он, барон Теодульф, хорошо знает от людей, видевших это своими глазами, что, войдя за спинами доблестных рыцарей в пролом, ведущий в осажденный город, храмовники сразу поставили в этом проломе своих нечестивых братьев, которые обнажили мечи против своих же Христовых воинов. Нечестивые силой старались задержать вооруженных усталых паладинов на то время, пока вошедшие в город жадные храмовники предательски и подло захватят все главные богатства, все главные дома и строения.
Но Бог знает, кого отличить своим вниманием.
Сарацины опомнились и увидели, что ворвавшихся в город совсем немного.
Они стали метать отравленные стрелы в жадные выпуклые глаза храмовников, беспощадно избивали их дротиками и мечами. Он, благородный барон Теодульф, был повержен, ранен, его пленили по вине трусливых храмовников. По их же вине ранили и пленили благородного мессира Жоффруа де Виллардуэна. И пленили благородного сеньора Абеляра. Господь оберег героев от смерти, вовремя лишив их силы и чувств. Как истинных христиан, некоторых благородных паладинов позже выкупили их близкие – тех, кто не погиб в плену от рук агарян, как это произошло с благородным сеньором Абеляром. А вот попавших в плен храмовников никто не выкупал.
У храмовников нет лиц, у них крысиные морды.
У всех без исключения храмовников нет лиц, только маски мертвецов.