Тайный дневник Верити

Они прилагались комплектом, иначе никак. Я ненавидела себя за то, что не использовала противозачаточные. Что думала, будто все будет нормально. Ничего не было нормально. Во всяком случае, у меня. Моя семья будто существовала в снежном шаре. Внутри царил идеальный уют, но меня там не было, я просто наблюдала со стороны.

В ту ночь шел снег, а в квартире было тепло. Но я проснулась от холода. Или озноба. Меня трясло. Мне приснился такой яркий кошмар, что он продолжал действовать через несколько часов после пробуждения. Сонное похмелье.

Мне снилось будущее, девочки, Джереми и я. Им было восемь или девять лет. Точнее сказать я не могла, потому что мало знала о детях и как они выглядят в каждом возрасте. Я только помню, как проснулась с чувством, что им было восемь или девять лет.

Во сне я проходила мимо их спальни. Я заглянула внутрь и не могла понять, что происходит. Харпер сидела на Частин, накрыв ее голову подушкой. Я бросилась к кровати, испугавшись, что уже слишком поздно. Столкнула Харпер с сестры и убрала подушку. Посмотрела на Частин и в ужасе закрыла рот рукой.

Там ничего не было. Лицо Частин было гладким, словно лысина. Без шрама. Без глаз, без рта. Нечего душить.

Я посмотрела на Харпер, которая наблюдала за мной с мрачным выражением лица.

– Что ты наделала?

А потом я проснулась.

Меня напугал не сам сон. А то, насколько он показался пророческим. И как сильно меня задел.

Обняв колени, я качалась на кровати вперед-назад, удивляясь собственным чувствам. Боль. Это была боль. Боль от потери.

Я почувствовала во сне боль от потери? Когда я подумала, что Частин умерла, мне захотелось упасть на колени и зарыдать. Я чувствовала абсолютно то же самое, когда думала о возможной смерти Джереми. Я просто перестану функционировать.

Я сидела и плакала, не в силах совладать с эмоциями. Неужели я наконец обрела с ними связь? Во всяком случае, с Частин? Так вот каково быть матерью? Любить так сильно, что мысль о разлуке вызывает физическую боль?

Это были самые сильные чувства, что я испытала с момента зачатия девочек. Пусть даже лишь к одной из них, это все равно кое-что значило.

Джереми повернулся ко мне. Открыл глаза и увидел, что я сижу, обхватив колени.

– Что с тобой?

Я не хотела, чтобы он задавал лишние вопросы, потому что ему всегда удавалось разгадать мои мысли. Во всяком случае, чаще всего. Как я могла признаться, что полюбила одну из его дочерей, не признавшись, что изначально не любила обеих?

Нужно было что-то делать. Отвлечь его от расспросов. Я по опыту знала, что Джереми не удастся вытянуть из меня правду, если его член будет у меня во рту.

Я сползла вниз, и к тому моменту, как я оказалась над ним, готовая работать ртом, его член уже затвердел. Я постаралась принять в себя как можно больше.

Мне нравилось, когда он стонал. Он был тихим любовником, но иногда, когда мне действительно удавалось застичь его врасплох, он становился не таким тихим. В такие моменты он впадал в эйфорию. И я задалась вопросом, какому количеству женщин удавалось добиться от него звуков? Сколько пар губ оборачивались вокруг его члена?

Я выпустила его изо рта.

– Сколько женщин сосали твой член?

Он приподнялся на локтях и озадаченно посмотрел на меня.

– Ты серьезно?

– Просто любопытно.

Он рассмеялся, откинув голову на подушку.

– Не знаю. Не считал.

– Так много? – поддразнила я. Залезла на него и села сверху. Мне нравилось, когда он дергался подо мной и сжимал мои бедра. – Если ты не ответил сразу, значит, больше пяти.

– Точно больше пяти, – признал он.

– Больше десяти?

– Возможно. Вероятно. Да.

Странно, что это ревности во мне не вызывало, а вот двое младенцев сводили с ума. Возможно, потому, что девочки были в его жизни сейчас, а все прошлые шлюхи… В прошлом.

– Больше двадцати?

Он поднял руки и обхватил мои груди. Сжал их. Судя по выражению лица, он собирался отыметь меня. Жестко.

– Вроде того, – прошептал он, притягивая меня к себе. Приблизил губы к моим губам, скользнул рукой между нами и принялся ласкать меня. – Сколько парней вылизывали твою киску?

– Двое. Я не такая развратница, как ты.

Он рассмеялся мне в губы и перевернул меня на спину.

– Но ты влюблена в развратника.

– Бывшего развратника, – уточнила я.

Я ошиблась насчет его намерений в тот вечер. Он не отымел меня. Он занялся со мной любовью. Целовал каждый сантиметр моего тела. Заставлял лежать смирно, дразня и пытая, когда сильнее всего на свете мне хотелось сосать его член. Каждый раз, когда я пыталась двинуться, перехватить инициативу, он меня останавливал.

Не знаю, почему мне так нравилось доставлять ему удовольствие, но я любила это больше, чем когда удовольствие доставляли мне. Возможно, это объясняется языками любви или подобной ерундой. Моим языком любви были акты служения. Языком любви Джереми – когда у него сосали член. Мы были идеальной парой.

Он был в нескольких мгновениях от оргазма, когда заплакала одна из девочек. Он застонал, я закатила глаза, и мы оба потянулись к монитору. Он – чтобы на них посмотреть. Я – чтобы его выключить.