– Не знаю, – ответила я. Он шел в мою сторону. Мой голос звучал испуганно. – Никак ее не успокою. Все перепробовала.
Я принялась похлопывать дочь по затылку, пытаясь продемонстрировать Джереми, как сильно я беспокоюсь.
И в этот момент ее стошнило прямо на меня. И как только ее стошнило, она закричала.
Ему было совершенно все равно, что ее на меня вырвало. Он даже на меня не посмотрел. Он очень заволновался, нахмурил брови, наморщил лоб и принялся ее осматривать. Но его беспокойство никак не относилось ко мне. Оно было направлено исключительно на Харпер.
Задержав дыхание, я направилась в ванную, боясь вдохнуть запах. Это я ненавидела в материнстве сильнее всего. Всю
Пока я была в ванной, Джереми приготовил Харпер еду. Когда я вышла, она уже снова спала. А он был в нашей постели, опять включал видеоняню.
Я замерла. И посмотрела на монитор, где открывался прекрасный вид прямо на Частин и Харпер, лежащих в колыбельках.
Если бы он увидел, что я делала с Харпер, между нами все было бы кончено.
Той ночью я почти не спала, представляя, что бы Джереми со мной сделал, если бы увидел, как я пытаюсь спасти Частин от сестры.
15
О господи. Я сгибаюсь на стуле, схватившись за живот.
– Пожалуйста… Пожалуйста… – выдавливаю я вслух, хотя сама не знаю, к кому я обращаюсь.
Мне нужно выбраться из этого дома. Я не могу здесь дышать. Нужно пойти, посидеть на улице и попытаться очистить голову от всего прочитанного.
Каждый раз, когда я читаю рукопись, внутри все сжимается и начинает болеть живот. После шестой главы я просмотрела несколько следующих, но ни одна не была такой ужасной, как глава с подробным описанием ее попытки задушить свою маленькую дочь.
В последующих главах Верити сосредоточилась в основном на Джереми и Частин, вообще редко упоминая Харпер, и с каждым параграфом это напрягало все сильнее. Она рассказывала про первый день рождения Частин и про то, как Частин впервые осталась на ночь у мамы Джереми в возрасте двух лет. Все, что изначально именовалось в ее рукописи «близнецами», постепенно сократилось до просто «Частин». Если бы я не знала, то подумала бы, что Харпер умерла гораздо раньше.
И только когда девочкам было три года, она снова начала писать о них обеих. Но когда я начала читать очередную главу, в дверь кабинета постучали.
Я открыла ящик и быстро спрятала рукопись внутрь.
– Входите.
Когда Джереми открывает дверь, одна моя рука держит мышь, а другая расслабленно лежит на коленях.
– Я сделал тако.
Я улыбаюсь.
– Уже пора есть?
Он смеется.
– Одиннадцатый час. Есть было пора три часа назад.
Смотрю на часы на компьютере. Как я могла потерять счет времени?
– Я думала, сейчас восемь.
– Ты провела здесь двенадцать часов. Передохни. Сегодня метеорный дождь, тебе нужно поесть, и я сделал тебе «Маргариту».
«Маргарита» и тако.
Я поела на задней веранде, пока мы сидели на креслах-качалках и смотрели метеоритный дождь. Сначала их было немного, но теперь они пролетают минимум каждую минуту.
В какой-то момент я перешла с веранды во двор. И легла на траву, глядя в небо. Джереми наконец сдается и располагается рядом со мной.
– Я и забыла, как выглядит небо, – тихо признаюсь я. – Я так долго прожила на Манхэттене.
– Поэтому я и уехал из Нью-Йорка, – говорит Джереми. И показывает влево, где летит метеорит. Мы наблюдаем за ним, пока он не исчезает.
– Когда вы с Верити купили этот дом?
– Когда девочкам было три. К тому моменту вышли две первые книги Верити, и с большим успехом, поэтому мы решили рискнуть.
– Почему Вермонт? У кого-то из вас здесь родственники?
– Нет. Мой папа умер, когда я был подростком. Мама умерла три года назад. Но я вырос в штате Нью-Йорк, на ферме альпак, представь себе.
Я рассмеялась и повернулась к нему.
– Серьезно? Альпаки?
Он кивает.
– Как именно можно зарабатывать деньги на альпаках?
Джереми смеется.
– На самом деле никак. Именно поэтому я решил учиться бизнесу, а потом начал заниматься недвижимостью. Меня совершенно не привлекала погрязшая в долгах ферма.
– Планируешь скоро вернуться к работе?
Немного подумав, Джереми отвечает:
– Хотелось бы. Я ждал подходящего момента, чтобы не слишком травмировать Крю, но, кажется, такой момент не наступит никогда.
Если бы мы были друзьями, я бы попыталась как-то его утешить. Возможно, взять за руку. Но внутри меня слишком много жажды быть для него больше, чем другом, а значит, друзьями мы быть не сможем. Если между людьми существует влечение, у них лишь два варианта: быть вместе или нет. Третьего не дано.