– Кажется, Частин окончательно научилась ходить на горшок, – сказала я. – В саду ей помогли.
– Хорошо, – ответил Джереми, листая одной рукой что-то в телефоне и держа вилку в другой.
Я немного подождала, надеясь, что он отвлечется от экрана. Когда этого не случилось, я поерзала на стуле и снова попыталась привлечь его внимание. Я знала, что обсуждение девочек – его любимая тема.
– Когда я сегодня их забирала, воспитательница сказала, что она выучила на этой неделе семь цветов.
– Кто? – уточнил он, глядя наконец мне в глаза.
– Частин.
Он посмотрел на меня, бросил телефон на стол и продолжил есть.
Я видела, как он пытается сдержать гнев, и начала нервничать. Джереми никогда не сердился, а если и сердился, я почти всегда знала причину. Но на этот раз все было иначе.
Я не выдержала. Откинулась на спинку стула и бросила салфетку на стол.
– Почему ты на меня злишься?
– Я не злюсь, – ответил он. Слишком быстро.
Я рассмеялась.
– Ты жалок.
Он прищурил глаза и наклонил голову.
–
Я наклонилась вперед.
– Джереми, просто
Он сжал и разжал кулаки. А потом встал и двинул по тарелке, которая полетела через стол прямо в стену. Я еще ни разу не видела, чтобы он выходил из себя. Я замерла, вытаращив глаза, а он выскочил из кухни.
Я услышала, как хлопнула дверь нашей спальни. Посмотрела на беспорядок и решила убраться после примирения, чтобы он знал, как я его ценю.
Я задвинула свой стул и отправилась в спальню. Он метался по комнате. Когда я закрыла за собой дверь, он поднял взгляд и замер. В тот момент он так старался сформулировать свои мысли – все, что хотел мне высказать. И как бы я ни злилась за то, что он выбросил еду, в которую я вложила столько труда, мне стало его жаль.
– Постоянно, Верити, – сказал он. – Ты говоришь о ней
– Неправда, – ответила я.
–
Я не знала, как выйти из положения. Можно было перейти в оборону, обвинить в чем-нибудь его. Но я знала, что он прав, поэтому нужно было убедить его, что он не прав. К счастью, он отвернулся, и у меня появилось несколько мгновений подумать. Я подняла взгляд, словно обращаясь за советом к богу.
Я осторожно шагнула вперед.
– Детка. Дело вовсе не в том, что мне больше нравится Частин. Просто она… Сообразительнее. Первой учится новому.
Он повернулся, рассердившись еще сильнее.
– Частин не сообразительнее Харпер. Они разные. Харпер очень умная.
– Знаю, – ответила я, делая к нему еще один шаг. Я продолжала говорить тихо. Ласково. Не обиженно. – Я имела в виду другое. Просто… Мне проще реагировать на поступки Частин, потому что ей это нравится. Она энергичная, как я. Харпер – нет. Ей нужно молчаливое одобрение. С ней я куда сдержаннее. В этом она похожа на тебя.
Он угрюмо смотрел на меня, но я почти не сомневалась, что он купился, и продолжала.
– Когда Харпер не в настроении, я ее не трогаю, поэтому – да, я больше говорю про Частин. И иногда уделяю ей больше внимания. Но лишь потому, что это два разных ребенка с разными потребностями. И мне приходится быть для них двумя разными мамами.
Я хорошо умела нести чушь. Именно поэтому я стала писателем.
Гнев Джереми постепенно угасал. Он расслабил челюсть и провел рукой по волосам, обдумывая мои слова.
– Я беспокоюсь из-за Харпер, – сказал он. – Наверняка сильнее, чем следует. И сомневаюсь, что относиться к ним по-разному и дальше – правильно. Харпер может заметить разницу.
Неделей раньше одна из работниц детского сада высказала мне свои опасения по поводу Харпер. Но до того момента – когда Джереми высказал о ней беспокойство – я об этом совершенно забыла. Она сказала, возможно, Харпер следует проверить на синдром Аспергера. Но до нынешней ссоры с Джереми ее слова вылетели у меня из головы. Слава богу, я их вспомнила – это был отличный способ держать оборону.
– Я не хотела говорить тебе, чтобы не расстраивать, – начала я. – Но одна из воспитательниц посоветовала проверить Харпер на синдром Аспергера.
Тревога Джереми усилилась в десять раз. Я попыталась как можно скорее ее смягчить.
– Я уже звонила специалисту. –
Джереми достал телефон и начал изучать потенциальный диагноз.
– Они считают, у Харпер аутизм?
Я забрала у него из рук телефон.