А поскольку он женат… Я не отрываю руки от груди и не прикасаюсь к нему вообще.
– А родители Верити? – спрашиваю я, чтобы беседа потекла дальше и он не смог услышать моего учащенного дыхания.
Он разводит руками, жестом изображая неведение.
– Я их почти не знаю. Мы редко виделись, пока они окончательно не исключили Верити из своей жизни.
– Исключили? Но почему?
– Сложно объяснить. Они странные. Виктор и Марджери безумно религиозны, до мозга костей. Когда они узнали, что Верити пишет триллеры, то отреагировали, будто она отреклась от своей религии и присоединилась к сатанинскому культу. Они сказали, что если она не прекратит, они больше никогда не будут с ней разговаривать.
Невероятно. Какая…
– Как давно они с ней не общаются?
– Сейчас посчитаем… Она написала первую книгу больше десяти лет назад. Значит… Больше десяти лет.
– Они с ней так и не говорили? Они вообще знают, что случилось?
Джереми кивает.
– Я позвонил им, когда умерла Частин. Оставил голосовое сообщение. Они не перезвонили. Потом, когда Верити попала в аварию, ее отец подошел к телефону. Когда я сообщил ему о случившемся с девочками и с Верити, он умолк. Потом сказал: «Бог наказывает грешников, Джереми». Я повесил трубку. И больше от них ничего не слышал.
Кладу руку на сердце и в потрясении смотрю в небо.
– Ого.
– Да, – шепчет он.
Какое-то время мы лежим молча. И видим два метеора, один на юге и один на востоке. Оба раза Джереми показывает на них рукой, но ничего не говорит. Потом, когда наступает затишье, он приподнимается на локоть и смотрит на меня.
– Как думаешь, может, снова начать водить Крю к психотерапевту?
Я поворачиваю к нему голову. Мы совсем близко друг к другу, меньше чем в полуметре. Так близко, что я ощущаю его тепло.
– Да.
Кажется, он ценит мою честность.
– Хорошо, – отвечает он, но не ложится обратно на траву. Он продолжает смотреть на меня, словно хочет спросить что-то еще.
– Ты ходила на терапию?
– Да. И это лучшее, что когда-либо со мной случалось.
Я снова поднимаю взгляд в небо, потому что не хочу видеть его реакцию на свои дальнейшие слова.
– Посмотрев ту запись, где я стояла на перилах, я испугалась, что в глубине души хочу умереть. Несколько недель я пыталась бороться со сном. Боялась ненамеренно нанести себе вред. Но мой врач помог мне понять, что сомнамбулизм никак не связан с истинными намерениями. Ему пришлось повторять это несколько лет, и я наконец поверила.
– Твоя мама ходила на терапию с тобой?
Я смеюсь.
– Нет. Она даже не желала ее со мной обсуждать. В ту ночь, когда я сломала запястье, что-то произошло, и это изменило ее навсегда. Во всяком случае, наши отношения. Связь разорвалась. Вообще-то, моя мать очень напоминает мне…
Я резко смолкаю, потому что осознаю, что собиралась назвать имя
– Напоминает кого?
– Главного персонажа цикла Верити.
– Это плохо?
Я смеюсь.
– Ты действительно их не читал?
Он ложится обратно на траву, уже не глядя на меня.
– Только первую.
– Почему перестал?
– Потому что… Мне было тяжело понять, что все это – плод ее воображения.
Я хочу сказать ему, что он беспокоился не напрасно, мысли его жены жутким образом совпадают с мыслями ее персонажей. Но не хочу создавать для него такой образ Верити. После всего, что ему пришлось пережить, он заслуживает хотя бы положительных воспоминаний о своем браке.
– Она очень сердилась, что я не читаю ее рукописей. Ей нужно было мое одобрение, хоть она и получала его от всех окружающих. Своих читателей, редактора, критиков. Но по какой-то причине ей было нужно именно мое одобрение.
– А ты где получаешь одобрение?
Я поворачиваю к нему голову.
– Нигде. Мои книги непопулярны. Если я получаю положительный отзыв или письмо от поклонника, мне кажется, что обращаются не ко мне. Возможно, потому что я закрытый человек и никогда не встречаюсь с читателями. Я не разрешила публиковать свою фотографию, так что даже если некоторым читателям нравятся мои работы, еще никто не говорил мне этого лично, – я вздыхаю. – Наверное, было бы приятно. Если бы кто-то посмотрел мне в глаза и сказал: «Мне нравятся твои книги, Лоуэн».
Когда я договариваю, по небу пролетает метеор. Мы наблюдаем, как он несется над водой, отражаясь в озере.
– Когда начнешь строить новый причал? – спрашиваю я. Сегодня он наконец закончил разбирать старый.
– Я не буду строить новый причал, – спокойно отвечает он. – Просто надоело на него смотреть.
Я бы продолжила этот разговор, но, кажется, он не хочет.
Он смотрит на меня. И даже хотя сегодня вечером мы с Джереми часто смотрели друг другу в глаза, в этот раз все иначе. Интенсивнее. Я замечаю, как он бросает взгляд на мои губы. Я хочу, чтобы он меня поцеловал. Если он попытается, останавливать не стану. И даже вряд ли испытаю чувство вины.