Профессор долго сидел задумавшись. В голову лезла всякая чертовщина: то он видел свою жену в объятиях черного ворона с перепончатыми крыльями и длинным хищным клювом, то девочек в объятом пламенем эркере. Они кричали, звали его на помощь, а он как будто не слышал и продолжал беспомощно смотреть, как их пожирает безжалостный огонь. На лбу выступила испарина. Профессор откинулся на спину, ощутив сырую холодность земли. Небо над головой было чистым, без единого облачка, что редко бывает в этих местах ранней осенью.
Профессор забылся. Сказалась усталость последних дней. Тяжелый липкий сон окутал его сознание. Он как будто сполз в глубокую черную яму, провалился в бездну…
Очнулся профессор Конрадт, когда уже ночь опустилась на землю. От воды веяло сыростью. Профессор поднялся с земли, почувствовав наконец, что плащ уже почти совсем не греет и все тело ломит от холода.
Взобравшись на дамбу, профессор прошел немного по дороге в сторону Росгартена. В ночной тиши было слышно, как тоскливо воет собака. Где-то в районе Трагхайма[46]
виднелись отблески пожара – горел очередной дом, пораженный чумной заразой. Кое-где на улицах мерцали зажжённые масляные фонари. Дважды профессор Конрадт натыкался на патруль, но предписание действовало, и его беспрепятственно пропускали. Уже подходя к Росгартенскому рынку, профессор услышал крики и какую-то возню в одном из стоящих в глубине сада домов.Услышав сдавленный женский крик, профессор Конрадт замер. Голос призывающей на помощь женщины был очень похож на голос жены. Противореча щий всякому здравому смыслу лучик надежды затеплился в сердце придворного королевского лекаря. А вдруг? Может быть, его Луиза с дочками жива? Может быть, что-то напутали врачи? А может, ему вообще весь этот ужас приснился?
Мимо пробежала темная фигура с мешком за плечами. Профессор повернул к дому и четко увидел на стене размашисто выведенную краской букву «Р» и остановился в нерешительности. Дверь, которой надлежало быть крепко запертой, была распахнута настежь. В доме слышался тихий говор и чей-то слабый жалобный плач. Профессор громко прокричал в темноту:
– Кто здесь? Может быть, нужна помощь? Я врач, придворный королевский лекарь доктор медицины профессор Конрадт!
– Помогите, доктор, здесь грабители! – совершенно неожиданно в ответ прозвучал слабый женский голос. Конечно, это не был голос его жены. Чуда произойти не могло. Его Лизхен и дочери несколько часов назад были вывезены на одной из «повозок смерти» на окраину Кёнигсберга и, наверное, уже погребены в громадной яме вместе с сотнями других горожан, умерших от чумы.
Профессор, конечно, слышал о все учащающихся случаях нападений шаек грабителей и воров на дома, в которых лежат беспомощные люди, мечущиеся в чумной лихорадке. Не обращая внимания на стоны этих несчастных, иногда даже на их глазах, подонки в человечьем обличье шарили по шкафам и сундукам, набивали мешки чужими вещами. Теперь в дверях этого неизвестного до сих пор ему росгартенского дома профессору пришлось лицом к лицу столкнуться с человеческой низостью и вероломством.
Придворный королевский лекарь профессор Конрадт был не из трусливого десятка: он рванул в распахнутую дверь. Навстречу ему метнулась тень. Профессор выставил вперед руки и бросился на бандита. Завязалась борьба. В лицо ударил запах винного перегара. Брызжа слюной, противник, зажатый сильными руками профессора, прохрипел:
– Убирайся отсюда, ублюдок. А то сгинешь здесь с этими подыхающими тварями!
Женщина кричала все громче и громче. На улице послышалось приближающееся цоканье копыт. Наверное, это был отряд городской милиции, оповещенный о разбое, творящемся в Росгартене. Грабитель, изловчившись, нанес профессору резкий и сильный удар кулаком в лицо. Тот, пошатнувшись на миг, слегка отпустил руки и сразу получил еще один сильный удар по голове. Падая на пол и теряя сознание, он слышал голоса спешившихся конников, крики и чей-то громкий возглас:
– Ага, попался!
Только через двое суток профессор пришел в себя. Он лежал на широкой кровати в небольшой продолговатой комнате с узким окном. Первое, что он увидел, – это был портрет герцога Альбрехта в доспехах и с мечом в правой руке. Портрет был красочный в большой золоченой раме.