− Сори, обувь сними.
− Оксан!
− Сними!
Я снял кроссовки. Хорошо, что мама постирала и они не воняли.
Оксана покопалась под стелькой, вообще провела рукой по внутреннему кроссовочному пространству.
− Окей. Прости. Просто…
− Оксан! Да ты что?! Думаешь, я с микрофоном?
− Ну а что. Мало ли.
− Так что ты можешь мне ответить?
− По идее, по правилам, то бишь, я ничего не должна отвечать. Я рискую, Антоний, может у тебя микрофон в глазу.. или в ухе?
− Ты серьёзно?
− А ты как думал, я рискую вылететь с работы, если узнают, что я тебе сказала.
− Что сказала?
− Что меня попросили заботиться о тебе.
− Кто?
− Неважно кто.
− Из нашей организации?
− Понятное дело, − Оксана усмехнулась.
− Ок. Ну хоть намекни, кто.
− Ну мелкая сошка. Это неважно. Она просто донесла инфу, понимаешь? Задание передала.
− Ты писала отчёты?
− В этом нет ничего удивительного. Ты же тоже в своём Мирошеве писал отчёты.
− Я писал характеристики. С меня требовали. Я же начальник.
− Меня просили – я писала. Без всякой задней мысли. Ни одного плохого отчёта, клянусь. Это для тебя так важно?
− Конечно важно. Это странно, не находишь?
− Я не задавалась такими вопросами. Сказали.
− Читай: приказали.
− Решила − готовили тебя в топ, порадовалась за тебя, когда ты вырос в управляющего.
− Спасибо тебе, Оксан. Последний вопрос. Если бы возникали конфликты, тебе в обязанность ставили их нивелировать?
− Но конфликты, Антон, не возникали!
− А если бы? Если бы возникли?
− Давай не будем про «если бы», – грустно улыбнулась она.
Мы молча дошли до метро, молча ехали в совсем не пустых вагонах, в окружении смеющихся ровесников и угрюмых людей среднего и старшего возраста. Мы попрощались на переходе кольцевой. Именно попрощались, потому что знали: больше нам никогда не встретиться. Я впервые пожалел, что Оксана, как и я, не ведёт соцсети. Так бы я мог иногда заходить на её страницу. Я так периодически делал, если хотел о ком-то что-то узнать…
Глава пятая. Инна
Я вернулся в гостиницу-общежитие. Не хотелось ничего. Кто сказал Оксане создавать мне благоприятную рабочую среду, кто вызвал на корпоратив?
На кухне я поставил чайник. Залил две чашки кипятком, бросил туда сахар и чайные пакетики – кто-то забыл коробки на столе, я и воспользовался. Спустился с чашками вниз, в холл, к охраннику, улыбнулся:
− Чтобы одному не чаёвничать.
Мы проговорили с охранником часа два. О студентах, о попойках и народных гуляниях – так он называл вольное поведение. Он предложил мне сушки:
− Настоящие калёные.
Я захрустел, с удовольствием рассказал о мирошевском хлебозаводе. Охранник поведал о своём городе, о сушках, которые там продаются связками. Я любил провинцию, русскую провинцию, такую же, как наш Мирошев. Она доживала последние дни в вечности, то есть годы, со своими развалюхами. Мы сошлись на том, что за ближайшие сто лет всю провинцию закатают в асфальт, упрячут в бетон, наваяют новоделов.
− А пока живём по старому, по-старинке, – глубокомысленно заключил охранник, и я пошёл спать.
Сразу заснул. Вымотался. Когда проснулся, был полдень. Студенты не топали в потолок, как это случалось в моё время. Я выполз на кухню – чай со стола испарился − жадины-говядины. Я пошарился в ящике стола и нашёл мятую пачку с заваркой, заварил себе пойло − это был даже не чай, какая-то трава, похоже на иван-чай. Но я покрепче заварил. Пить можно, но с трудом. Сахар тоже пропал. Унесли. Протрезвели и унесли, сокрушался я и удивился, что такая ерунда может меня расстроить, пил чай обжигаясь, думалось плохо, совсем не думалось.
Я вышел на улицу без плана действий. Минут пять соображал, какой сегодня день. Вспомнив, что пятница (время хлеба по пятницам – бородатая шутка Староверова) я приободрился, уверенно зашагал в направлении трамваев, ведь пятница – день, когда (по присказке Староверова) хлеб всё-таки дают. Стук колёс и дребезжание растрясли и окончательно разбудили меня, а когда пришлось буквально улепётывать от контролёров, так мозги включились на полную катушку. Сейчас заберу трудовую, а насчёт остального действовать буду по обстановке.
Обстановка в офисе наблюдалась всё та же. И охранник на ресепшн всё тот же – похожий на зверя, мусолил мой паспорт, переписывая данные странным квадратным почерком с обратным наклоном. Я снял бейсболку, чтобы камеры видели, что я не скрываюсь. После семнадцати ступенек и двух лестничных пролётов – знакомая администратор, с натянутой улыбкой и гладкой, без единой микроморщины кожей лица, раньше она сидела секретарём у нашего директора. Администратор взяла мой пропуск худенькими кистями, напоминающими чёрным маникюром пальцы смерти, отодвинула компьютерное кресло, и начала вращаться:
− Чекаешь, на какое кресло поменяли!
− Как здорово, что ты теперь вместо секретарши! – улыбнулся я.
− Я теперь и за секретаря, я за всех теперь. Текучка уменьшилась, собеседования в разы сократились… – Как твои дела, Антоний? Расскажи.
− Как мои дела? Лучше всех! Так, кажется, говорят самоубийцы?
Девушка испуганно посмотрела на меня и, кажется, нажала кнопку под столом.