Тайный покупатель

− Не перебивай, выслушай, – приём ещё из салона, чтобы клиент позволил всё сказать. − Ты знала наверняка, что Староверов организовал слежку за мной, он же нанял тебя, признайся. Через детектива, который в бейсболке.

− Нет! – она смотрела на меня упрямо и преданно.

− Ты это преподнесла, как догадку. А ведь ты знала точно. Ты не призналась, что тебя нанял Староверов. Скрыла это, но намекала мне изо всех сил.

− Но я не знала! – она развела руками, как баба на одной из картин нашего ресторана.

− Всё ты прекрасно знала. Вот почему я не отвечал.

− Антоний! – она упала на колени и стала цепляться за мои брюки, как другая деревенская баба на другой картине в нашем ресторане − прохожие стали оборачиваться. – Антоний! Я не знала, клянусь, я предположила.

− Да встань ты! – я схватил её за ветровку и, встряхнув, поднял рывком – ветровка беспомощно хрустнула – по спине как рваная рана расползалась проплешина, показывая выцветшую до рыжины когда-то чёрную футболку…

− Честное слово, Антоний. Я не знала! – слёзы катились ей в рот, она рыдала молча и без гримас. Слёзы раскаяния ещё больше вывели меня из себя. Сейчас я ненавидел Тоню почти так же, как Староверова.

− Я не знаю, как ты снюхалась с отцом…

− Да ты что! Я его в глаза не видела!

− Ага, ага. А эти убеждения работать у него? Это твои личные слова?

− Я и теперь так считаю.

− Ты врала мне, врала.

− А ты врал мне! Ты мне врал! Ты изменился за это год, Антоша!

− Никогда в жизни я тебе не врал! Я изменился, ок. Изменишься тут. А ты не изменилась? По-прежнему на ставке стукача?

− Подрабатываю, − зло ответила она. – Лучше, чем унитазы драить.

− Ты и телефон тогда на лавке специально оставила. Это было всё подстроено уже тогда, этот детектив, он сидит в нотариальной конторе, его наняли, как и тебя. У вас всё давно подстроено!

− Ты рехнулся, Антоний! Ты с ума сошёл! – Тоня посмотрела на меня жалостливо. – я тебе предлагала: переезжай в Москву. Поступишь в аспирантуру… Давай уедем в Петербург. Там прекрасный институт, я узнавала, и комнату снимать дешевле. Я брошу универ!

− И жить мы будем на мою зарплату аспиранта?

− Я буду драить, натирать полы. Уборка везде требуется, у меня хорошие рекомендации.

− И подрабатывать тайником, Тоня, да?

− Тоже деньги.

− Всё, Тоня, прощай. – Я развернулся и быстро пошёл по горке к веранде и не оборачивался.

− Знай! Ты возвращаешься не к друзьям! − крикнула она мне дурным бабским голосом

У меня снесло крышу – она была права, за последние полчаса я разочаровался и в ней, и в них. Я чувствовал: что-то должно произойти плохое, и злился от этого ещё больше. Я вернулся, догнал её, уходящую, развернул к себе, схватил за футболку (ветровку она несла в руке), за грудки, я её кажется приподнял над землёй, но и новая ветхая Тонина одежонка предательски трещала по всем швам в буквальном смысле.

− Значит, не к друзьям, да?

Она молчала, она испугалась.

− Ты хочешь, чтобы я стал как ты. Без друзей и общения? Ты принимаешь желаемое за действительное. Ты напридумывала себе будущее, которое тебе хочется видеть! Вот в чём дело!

Она процедила сквозь зубы с такой ненавистью, будто я хотел её распять:

− Савва твой подохнет! А Дану передай: пусть покупает новое помещение, без подвала − на инвалидной коляске в подвал не судьба…

− Дура ты, – покрутил я у виска. − Идиотка. Ничего святого.

− Ты больно святой! Стащил айфон с лавки, а теперь ему это подстроили. Лечись, чучело.

Я отвернулся и побежал к ресторану – крыть было нечем, тыкнула она не в бровь, а в глаз. Я ни разу не обернулся, но чувствовал на спине её неподвижный взгляд ненависти.

Савва с Даном пили чай с отходами кенди-бара. Отходы – это не объедки, объедки собирали уборщицы. Отходами же называли остатки крема, обрезки бисквита, дырявые пустышки-эклеры – некондишн. Чем хороша кондитерка − по-любому брак в выпечке есть, он заложен в смету. А если сгорит шницель, то Жорыч штрафовал повара. Выпечка вообще не от мира сего. Это из мира фей – впрочем, я в тот момент, по всей видимости, не отошёл от тематического детского праздника… я сразу схватил эклер, я их обожал, их заказывали на праздники достаточно часто, пекли помногу, и, чем больше заказ, тем больше брака.

− Проводил зазнобу? – оскалился Дан. Ему не было стыдно, снова злорадная улыбка блуждала по его лицу, он сейчас даже не пытался скрыть радость.

− Да ну вас.

− А чё она притопала, Тох? Ты её разве звал? – возмущался Дан. − Люди после работы, хотят отдохнуть. Полчаса на всё про всё…

− Допустим, ты уже час сидишь, − хмуро и с угрозой заметил Савва.

− Так Николай Георгиевич в отъезде. Не нравится, что я сижу, я уйду – Дан поднялся из-за стола, строя из себя обиженного. Я не любил эту его черту. Пришёл – так веди себя прилично, еда-то халявная. Савва не реагировал на Дана: уходишь − уходи. Я давно понял: Савва общается с Даном ради меня, ради дела − вынужденно. Дан сделал ресторану новый сайт, иначе Савва бы давно послал Дана. Савве никто не был нужен. Только шоссе и желательно спорткар.