Таёжная кладовая. Сибирские сказы

От страха разбиться о крепость серебристого предела у неё занялся дух. Но в стене ядра успел образоваться проём, в который она и впорхнула, словно бабочка в окно. За пределом Яся угодила в седельце, мягко осевшее под её невеликой тяжестью. Круговая стена сомкнулась, и она оказалась в пустоте глухой светёлки…

Не прошло и минуты, как за стеною что-то зашелестело, запотрескивало, вроде бы кто-то неловкий плеснул водой на горячую плиту. Но скоро оказалось, что никакая не вода исходит паром, а кипит и превращается в туман сама круговая преграда комнаты…

Недолгим временем Ясю окутала такая белая слепота, в которой, казалось, потонули даже её глаза. Однако пугать её долгой неясностью никто, видно, не намеревался: забрезжила видимость, возникли звуки. В мареве вечерней, утренней ли зари Яся разглядела, что оказалась она в саду. Но в каком? Вот вопрос!

Взговорилася
Яга Змиевна:
– Али ты и тем
довольнёшенька,
что в добре, как в море,
купаешься?
Что красою ты
неповторная?
Младостью своей
вековечная?
Здравием своим
неизбывная?…

Гибкий весенний лист на упругом стебле качнулся перед Ясиным лицом. Из-под него, умытое росою, выглянуло не по времени спелое соплодие – этакая снизка журавицы, каждая ягода которой представилась величиною с кулак младенца.

«Поди-ка с осени висит?» – подумалось Пичуге. Но стоило ей присмотреться сквозь всё ещё густой туман, как она обнаружила на соседнем дереве ореховую гроздь. Зеленовато-молочные ядра, готовые вывалиться на землю, выглядывали из растрещин косматой лиловой кожуры. А вот издали показали ей аршинные язычища гороховые стручки. Они чудом удерживали в сахарных створках штук по семь горошин, которыми, высуши, можно было бы заряжать пушку…

Пичуга была готова ко всякому диву, но чтобы ожил выдуманный ею сад! Такому поверить сразу она не могла. Сколько бы она удивлялась невероятному – сказать трудно, когда бы вдруг за пологом со всех сторон обступившего её чуда не послышались шаги. Кто-то стремительный мелькнул алым нарядом меж ветвей и стал удаляться. Он не продирался чащей, не ломал веток. Пичуга поняла, что это не зверь по зарослям рыскает, а следует торною тропою человек. Забывши о том, какой небылью очутилась она в дивном саду, Яся заспешила выбраться на дорогу, надо было догнать уходящего, чтобы хоть немного определиться: куда она попала? Увидевши впереди лёгкую алую накидку на стройной девушке, Яся забыла всякую робость и бегом припустилась догонять уходящую…

Взговорилася
Яга Змиевна:
– Коль ответишь мне
несогласием,
я воздам тебе
одиночеством:
красота твоя
станет карою,
молодость —
тоской безысходною,
здравие —
бедой вековечною…

За великим изобилием сада вдруг да сразу открылась пустыня, уязвлённая немалой впадиной, со всех сторон окружённой скалами. Два солнца висели над провалом. Одно, краснощёкое, привычное, теплилось в скором закате по ту сторону пропасти. Оно было смущено усталостью, но медлило уйти на покой, как бы страшась покинуть Землю на произвол небесного собрата, готового затопить мир своим чёрным сиянием. Тяжко пояснить, каким светом способна сиять чернота; должно быть, имеется предел её спелости, превысивши который начинает она отдавать себя гибельными лучами…

Ещё не подпавши путём под их влияние, Пичуга ощутила смуту – какую-то стыдливую тревогу: вроде бы она явилась воровать. Захотелось спрятаться от чёрного догляда.

Кто знает, как бы она поступила, когда бы краснощёкое светило не улыбалось ей да полыхающая на лету накидка девушки не манила её за собой. Но тут хозяйка алого наряда столь решительно ступила на край обрыва, что не успевшая догнать её Пичуга вскрикнула: куда ты, дескать, – упадёшь! Девушка дрогнула, остановилась, помедлила, оглядевшись, и по высеченным в скале ступеням стала спускаться в провал. Она не увидела Ясю, хотя простору меж ними было не так уж и много. «Права Северга, – подумалось Ясе. – Сном я вышла из тела своего, им и присутствую в этом мире. А кому дано видеть чужой сон?»

Не стала Яся другой раз окликать девушку, а молча последовала за нею в надежде, что со временем всё объяснится само собой.

Взговорилася
Яга Змиевна:
– Коль и тут ты мне
воспротивишься,
я на твой Эдем
напущу огонь,
нагоню волну,
дуну стужею
сорока миров —
все возьмётся сном
и пустынею…

Следом за хозяйкой алой накидки Пичуга сошла в провал и там поняла, что снова оказалась в той самой котловине, посреди которой должен был бы громоздиться каменный тур. Но ни капища, ни покрытой плесенью чёрной глубины не оказалось. Под ногами покоилась твердь, и только.