Таёжная кладовая. Сибирские сказы

Новое чудо хотя и подивило Ясю, но не настолько, чтобы сильно долго от него отходить. Оно ведь с чудесами да странностями человек способен куда как скорее сживаться, нежели с осточертевшей обыденностью. Кроме того, Пичугу беспокоила забота: сумеет ли она выбраться из этого могильника? Поднялась она, встала, дотронулась до валуна, который пропустил её под укрыву, – камень как камень. Тогда она чуток налегла на него руками и… утонула по самый локоть. Испуганно отдалась назад – всё на месте.

Для проверки Яся повторила проделанное, затем шагнула вперёд и очутилась под грозой, которая успела заполнить всё небо.

Не поспеши она воротиться под укрыву, её наверняка ухватил бы ветер, пушинкою оторвал бы от скользкой опоры, и кто знает, куда бы её унесло…

Взговорилася
Яга Змиевна,
на Югону-свет
зря волчицею:
– Я, владычица
земли Адома,
на сто дел умом
переброжена,
на века веков
перемножена,
снизошла к тебе
своей милостью…

За стенами остряка бесновалась непогода, но в полутьму Ясиного укрытия не просачивалось ни песчинки, ни капельки её исступления. Зато тишина, похоже, сбежала сюда со всей котловины да набилась под шатёр столь плотно, что, казалось, продохни Яся путём, и приют её не выдюжит – рухнет.

Но долго оставаться косной Пичуга не могла: взялась прикидывать, куда подевалась этакая пропасть разноликой твари. Нет ли где проёма, в который утекла живая река?

Скоро под налётом плесени приметила она западёнку, но сколь ни кружилась возле, сколь ни силилась её поднять – только зря время провела. И тогда она вспомнила о Севергиной тамге, о словах владычицы, что вот тебе, мол, туда-сюда и час, и путь, и дела суть…

Вскинувши по-севергиному ладонь, она подумала: давай, дескать, отворяйся. И сразу же покрышка сделалась прозрачной, затем и вовсе пропала. Перед Ясею открылась округлая серебристая площадка, посередине которой красовалась чёрная звезда.

Взговорилася
Яга Змиевна:
– Не устала я
быть коварною —
друга со другом
ложью стравливать,
рукой матери
истязать дитя…
Истомилась я,
искручинилась
жить убожистой,
неказистою…

Давно погасли над Ясиной головой всполохи молний, давно затихли раскаты грома, а её всё уносило и уносило в неведомую глубину. Когда стало казаться, что пора бы ей выскочить на другую сторону Земли, полёт в слепоте замедлился, а там и вовсе наступил покой. Вскоре забрезжила далёкая заря.

Яся увидела, что находится она под сводами громадной пещеры, где закаменелые от стужи языки водопадов, в свете восходящей зари, начинают сквозить причудливыми узорами; огромные купола застывших на взлёте пузырей наливаются живым огнём; жемчужным блеском проявляются из темноты высокие наледи; радужным многоцветьем вспыхивают пологи сосулек…

«Не здесь ли начинается жизненный провал? – подумалось Пичуге. – В этом царстве стужи и в самом деле способно жить только снам да привидениям…»

И вдруг она остро почуяла на себе чьё-то внимание. Яся резко обернулась и лицом к лицу сошлась с бедою, от которой сама было закаменела навеки. Притуманенная мириадами крохотных пузырьков, из темноты закаменелой волны рвалась ей навстречу девушка невиданной красоты. Лёгкое белое платье обтекало тонкое тело, протянутые вперёд руки напряжены, веки сомкнуты. Однако лицо хранило такой ужас, после которого человеку вряд ли заговорить когда-нибудь спокойно.

Пичуге даже показалось, что именно этот ужас, некогда пережитый красавицей, достался и ей, после чего она сделалась заикою… И тут, как бы одобряя её мысли, красавица кивнула головой.

Взговорилася
Яга Змиевна:
– Всё, чему сумел
научить меня
необузданный
разум вечности,
я с готовностью
передам тебе.
Но взамен должна
ты свою красу
на моё сменить
безобразие…