Таёжная кладовая. Сибирские сказы

Отворилася пропасть
звёздная,
опустилась ночь
вековечная…

Должно быть, угодила она совушке, потому как та с клёкотом подхватила:

Разгулялась стужа
вселенская,
время с небылью
побраталися…

Хорошо, ловко пела чёрная! Но не лучше Пичуги. Всего хватало в её повести: и стужи, и безысходности, и того, чего никакими знаками на бумагу не перенести. Не было одного – сострадания. А уж ликование в её голосе и вовсе казалось неуместным. И вот ещё какая задача выпала Ясе: не первый раз слышала она этот голос. А где? Когда? Убей – не вспомнила бы. Перьястая же не бросала задорить Пичугу – вела былое дальше:

Сто веков заря
занималася,
сто веков
Земля
возрождалася…

Тем временем Яся поспешно думала: «Кем и во имя чего было запущено в Землю Алатырь-камнем?» Этими мыслями она устремилась к тому, кого представляла вселенским распорядителем. И… вроде бы кем ответным подсказалась ей догадка:

Истомилась Земля,
иззнобилася —
человеком Земля
разрешилася…

Совушка вскрикнула, взмахнула крыльями, сорвалась с плавника, и мохового болотного настила коснулись уже не когтистые ступища чёрной неясыти – спружинили чёботы дрехлявой ведьмы.

Слыхала Пичуга о неприглядности Северги, но такую нелепицу даже представить себе не могла. Не особа высокого звания, а дёрганая обезьяна с глазами всё той же совы стояла перед нею. Только не эта несуразь вновь озадачила Ясю: при всей нелепости вида, в обличии ведьмы сквозило что-то невероятно знакомое… И всё же не испуг – жалость окатила сердце Пичуги. Захотелось утешить вихлястую эту никчёмность. Но глаза владычицы вдруг вспыхнули жёлтой злобою, отчего Ясе стало жарко. Однако того огня Северге, должно быть, показалось мало. Она вскинула руку к плечу, и… над мочажиной воспламенела странная заря.

Взговорилася
Яга Змиевна,
на Югону-свет
зря голубкою:
– Пожелай, и ты,
моей выучкой,
из воды начнёшь
высекать огонь,
из огня, тобой
сотворённого,
создавать и смерть,
и дыхание…

Вскинула Северга раскрытую ладонь, и… всякая травинка, всякий стебелёк отдал в ночь собственным светом. Пичуга успела разглядеть на руке владычицы как бы впаянную запону, которая тут же утонула в кулаке ведьмы. Однако в глазах Яси долго ещё стояла изображённая на запоне чёрная звезда.

Колдунья же тем временем пытала Пичугу:

– Заслужить Егорову любовь желаешь?

И сама отвечала мысленным согласием заикатки:

– Ещё бы!

– Через неведомое пойдёшь?

И снова ответила:

– Посылай.

– Волю мою исполнишь?

– Приказывай!

– Ну! Смотри ж у меня! – пригрозила владычица, и вновь что-то знакомое в лице её потревожило Ясю.

Но не стала она вдаваться в память, а вся ушла во внимание, поскольку Северга продолжала говорить:

– Человек всегда мечтал о вездесущности и бессмертии. А ведь он и в самом деле, постигнув умение выходить сном из тела своего, обретёт способность жить вне границ простора и времени. Но это случится с ним ой как не скоро! Однако в бесконечном мире уже есть люди, для которых такое возможно. Да только я превзошла всех! Я способна владеть не одной своей жизнью, но и любой другой, была бы душа, подпавшая под моё влияние, согласна с собственным телом.

Ведьма улыбнулась с нелепой на лице её задумчивостью, но глаза её тут же обрели прежнюю зоркость.

– Сейчас, – сообщила она, – тело твоё лежит на крыльце твоего дома. Ты же вольна пуститься в минувшую давность. Воротись обратно, познавши тайну! Доверь тайну мне, и я исполню всякую твою волю.

Северга взяла Пичугу за руку и палец в палец сошлась с нею ладонью. Яся почуяла на руке своей липкий жар, который владычица сопроводила пояснением:

– Вот тебе и час, и путь, и дела суть…

С интересом глянула Пичуга на вручение: округлая серебряная тамга с чёрной звездой посерёдке представилась её глазам. Она как бы впаялась в кожу, однако никакого неудобства руке не доставила. Северга же, растворяясь в тумане и телом своим, и голосом, успела на три раза повторить заклинание:

Под кладень-травой,
под сурмой-водой,
в камык-вертепе,
в ледяном склепе
лежит Алатырь,
молчит Алатырь.
Кому его взговорить —
тому тайну открыть…

С последним звуком её слов затих и прочий шум. Сосны по краю болота сомкнулись, вознеслись утёсами; на месте ж плавника вдруг восстал каменный тур. Чахлый по болоту ельник, а с ним и рогоза-осока пропали. Под ногами Пичуги, слегка подёрнутая ворсистым блином рыжеватой плесени, образовалась сквозная глубина, наполненная чёрным не то киселём, не то студнем.

По-прежнему чуя над собою опеку восходящей волны тепла, Яся напригляд определила, что, оставайся она в своём обычном весе, пожалуй, теперь бы уже и отмучилась хлебать эту смурную соломату. Куда её занесло?