Может, когда-то успел уже случиться конец света? А может, волею владычицы, возродилось его начало? А то, может, Земля повернулась другой стороной, и Яся попала в какое-нибудь заморье? На остров на дикий?
С этим гаданием в голову Пичуги пришёл повет, спетый ею на пару с Севергой:
Припомнились и слова напутственного заклинания, трижды повторённого владычицей:
И решила Пичуга: конец ли света наступил, воспряло ли его зарождение; этот ли ворсистый мох имела в виду Северга, когда говорила о кладень-траве; назвала ли она чёрной водою болотный кисель, а каменную громаду тура вертепом – кто подтвердит? Да только надо надеяться, что всё это так и есть.
Какой бы лёгкой ни чувствовала себя Яся, возносимая над топью восходящей волною тепла, только, выбравшись на каменную твердь, ощутила она облегчение. Однако недолгое. Валуны тура громоздились перед нею столь неприступным капищем, рядом с которым разве что Создатель не осознал бы себя жужелкой. Пожалуй, что и не следовало бы ей пялиться сюда топью. Разумней было бы попробовать выбраться из провала да наверху поискать ответа на все вопросы. Но что поделаешь, если до нашего разума – семь суток разного…
Только поправить оплошность оказалось делом непростым: из-за скальной кромки котловины всползала на небо грозовая туча. Такой оказии никогда прежде Яся не видела. Иссиня-чёрная, плотная, как мокрая куделя, туча тяжело култыхалась только что не на земле. Ей, видать, тяжко было стоголовым чудищем всползти над провалом. Как бы спросонья неповоротливая, оголяла она в позевоте огненные глотки свои, просаженные клыками молний, и то урчала недовольная, то взрёвывала громами. Словно оголодавши за время долгого сна, она настраивалась разорвать в клочки и поглотить всё, что копошилось перед нею на земле.
И вдруг невесть откуда взявшиеся полчища серых тварей, в палец величиной, хлынули на каменное подножье тура. Ясе не удалось подхватиться на какой-нибудь валун. Она лишь притиснулась к одному из них спиною. Но серая река, несмотря на поспешность, взялась обтекать её. Даже вконец осатаневшему от страха малому подростку и тому не удавалось проскочить невидимую помеху. Его множество наскакивало на незримую стену, которая окружала Ясю, оттискивалось ею прочь, верещало и грызлось. Яся отчётливо видела каждого из многих. Она была поражена разноликостью тварей. То отмечала она свинячий пятак, венчающий вполтела вытянутый нос; то поражалась языку, вылетающему из свирепой пасти и наносящему недругу кровавые раны; то дивилась пружинистым ногам, способным одним прыжком унести своего хозяина от посягателя…
Не уставая дивиться, Пичуга не обращала внимания на то, куда изливается река серых тварей. Лишь тогда, когда несколько приотставших особей проволокли мимо животастые, посаженные скорее на загребала, чем на ноги, тела, она хватилась выследить устье. Но его не оказалось. Вся разноликая прорва истекла в прострелы каменной кладки тура. Выходило, что валуны уложены не кучею, а, скорее, образуют некий шатёр. Иначе бы ни в каких расщелинах такой армии живья не разместиться.
Гроза же тем временем поднималась. Пичуга и себе собралась отыскать какой-нибудь пролаз. Но вдруг такой ли молнией полоснуло по котловине, столь щедрый грохот ломанулся в провал, что и шатёр каменный дрогнул.
Яся раскинула руки, упала на один из валунов, и… её понесло вперёд. Плашмя вытянулась она по настилу, который махрился под каменной укрывою вековой плесенью.
Села Пичуга, осмотрелась: над нею стрельчатым сводом сходились стены остряка. Света хватало разглядеть, что нигде никаких тварей нет. И никакая булыжина не выдвинута из каменной клади. Как была сплошная крепость, так и осталась.