Таёжная повесть

Закрыв одной рукой лицо, чтобы не оставить свои глаза на ветках, Мишка не удержался и повис на одной из сушин, зацепившись разбухшим от воды бушлатом. Одна его нога торчала в стремени. Он судорожно цеплялся за ветки, пытаясь выправить положение. Охваченный паникой конь судорожно колотил ногами, ломая всё на своём пути. Огромные маховики ног мелькали перед глазами, грозя в любую секунду превратить его голову в отбивную котлету. Он все же дотянулся свободной рукой до загривка и вцепился в шею мертвой хваткой.

– Но! Но! Пошёл! – заорал он диким голосом, понимая, что напуганное животное может размолотить его в этом месиве. Словно услышав над собой голос свыше, и мелькая перед самым носом хозяина передними копытами, Мешок стал выбираться из капкана. Почувствовав под ногами землю, он пошел спокойнее. Потом он остановился, словно в нем кончился бензин, косо озираясь по сторонам. С трудом удерживаясь на одном боку, Михаил все же выдернул ногу из стремени и грохнулся на землю. Он огляделся. Седло сползло на брюхо. Одна из подпруг лопнула. Губы Мешка были разорваны в кровь удилами. Конь представлял собой убогое зрелище, словно побывал в мясорубке. Да и Мишка выглядел не лучше. Лицо было побито ветками, а от бушлата остались одни клочья. Если бы не этот бушлат, задубевший от воды, его бы проткнуло, как шашлык. Грудина болела от страшного удара копытом. Страха уже не было. Все осталось в грохочущем потоке.

За трое суток речка разбухла так, что, казалось, все походило на потоп. «Еще бы пару дней, и долину вместе с гречишным полем смыло бы к чертям». Конь отряхнулся от воды и медленно побрел по мокрой траве. Успев ухватить поводья, Михаил притянул коня и, поправив седло, с трудом влез на его спину. Седло едва держалось, грозя лопнуть подпругой, но на такую мелочь, после того, что пришлось преодолеть, Михаил уже не обращал никакого внимания. Теперь ему до ужаса хотелось только одного. Напиться самогонки и уснуть на чём-нибудь сухом и теплом. Даже в сапогах чавкала грязь. Одна только лысина была сухой. Он сунул в карман руку и нащупал размокшую сторублевку. «Доедем. А сейчас к Васе».

Спрыгнув с попутки, минуя стариковский дом, он сразу пошел к Марине. У него было дурное предчувствие. Михаил никак не мог забыть этих ехидных, злых глаз. Попался бы этот человек ему сейчас, он не прошел бы мимо, не заехав в это гнусное мурло. Он не мог понять, почему так сильно возненавидел этого человека. Зайдя во двор, он громко спросил: – Привет хозяевам. Есть кто живой?

Во дворе никого не было. Он поднялся на крыльцо, украшенное нарисованными цветами, и, вытерев насухо сапоги, тихонько постучал. Дверь была незаперта. Постояв пару секунд, он вошел. На веранде было, как всегда, идеально убрано, а на полу лежала влажная тряпка для ног. Он вытер подошвы и вошел в дом. На столе ждал накрытый марлей ужин.

Она сидела в детской у окна и, как ему показалось, смотрела в пустоту. Он заметил на ее щеках высохшие слезы.

– Привет, – тихо произнес он. – Ты чего это? В царевну Несмеяну играешь?

Она даже не отреагировала. Ему стало неловко. Он тихо подошел к ней со спины, не снимая своих кирзачей, и обхватил ее руками за плечи, прижав к груди. Она вздрогнула. Такой он еще никогда не видел ее.

– Что, чушка помэрла? – попытался пошутить Михаил, хотя интуитивно понимал, что дело серьезное.

Она все же рассмеялась на его дубовый юмор и, взяв его руки в ладони, прижалась мокрой щекой. При нем она плакала впервые. До этого он ни разу не видел в её глазах слёз.

– Да что, черт возьми, произошло?

С большим трудом, запинаясь, она начала рассказывать. Из ее слов он узнал, что приходил Кузя, ползал на коленях перед ней, умоляя его простить, нёс всякую околесицу, забыв о всякой гордости. Не добившись своего, перед тем, как хлопнуть дверью, он бросил ей через плечо, что если она выйдет замуж и не вернется к нему, то он убьет детей и себя.

– Ну, во втором я ему помогу с удовольствием, – пообещал Михаил. В душе его распирало от желания отбить у этого типа всякую охоту лезть в чужие дела. В его дела. Теперь он ясно видел, как небезразлична ему судьба Марины.

– Понимаешь, – остановила она его, – я прожила с ним почти десять лет, сейчас не могу поверить в то, что когда-то любила этого человека.

При этих словах его охватила страшная ревность. Не к ней. После услышанного он еще больше возненавидел этого человека. Но в то, что тот пообещал, Михаил поверить не мог. Он обнял ее, хотя в груди все кипело от злости, и легонько похлопал ладонью по спине.

– Успокойся. Я же здесь. У него не хватит силенок. Мало ли что может наговорить пьяный мужик. Я-то никуда не уеду. Разберёмся как-нибудь. А пчелы не сдохнут.

Она высвободилась и пошла к столу.

– А как там поживает Мешок? – На ходу она вытирала мокрое лицо и постаралась улыбнуться.

– Да хрен с ним, с Мешком. Куда он денется? Привет тебе передавал. Главное, кот Вася!

Она рассмеялась и стала накрывать на стол: