Читаем Таёжная повесть полностью

Не прошло и двух часов с тех пор, когда на небе не было и облачка. Он обратил внимание и на то, что птицы в лесу давно притихли. Даже когда он брел по лесу, не слышал их пения. Впрочем, это его мало волновало. Где-то в ручье квакали жабы, и ему хватало их музыки. Куда-то пропал гнус, хотя это было его время. Стало быть, не было никакого смысла разводить дымокур. Чувствуя благодать предстоящей ночи, Мешок укондыбал в своих «кандалах» неизвестно куда и Михаил пожалел, что не запер его в конюшне. Эта мысль его расстроила больше всего. «Как он мог так неправильно поступить. Конечно, конь не уйдет. Всюду «часовые». Но пойди, отыщи его в кустах, а утором обязательно выпадет роса». Он включил радио и завалился на койку поверх одеяла. На веранде уже хозяйничал Вася, гремя кружками на столе.

– Вот скотина! Ну-ка, брысь со стола! – не вставая, крикнул он коту. Звуки смолкли. Он поленился убрать со стола, оставив всё на утро, а Вася воспользовался и, наверное, упер недоеденную селедку. «Пусть подавится».

Среди ночи он проснулся от монотонного шума за окном. Шел дождь. Это его чертовски расстроило. Дорога от дождя быстро превращалась в кисель. Даже на коне по раскисшему месиву идти было опасно. «Чего доброго, загремишь». Можно было запросто покалечиться, попав под коня. Мешок был некованый.

Он не сдержал досады и сел. Последнее время он стал обращать внимание на боли в левом боку. С рукой тоже творилось неладное, покалывало под лопаткой. Он потер грудину и вышел на веранду. Дождь шел монотонно, без всяких порывов, покрывая тонкой пленкой выкошенную лужайку перед домом. Михаил не удержался и с досадой ударил кулаком в приоткрытую дверь. Где-то под верандой сопел Куцый. Ему на дождь было глубоко наплевать. «Мешок сейчас кайфует. В дождь коням хорошо. Ни мошки, ни жары». А ему не нужен был дождь. Осознавая нелепость создавшегося положения, он пожалел сто раз, что не уехал вечером. Смалодушничал. Постояв немного на крыльце, бесцельно вглядываясь в тёмную завесу дождя, он прошел в дом и разделся, бросив тряпье на соседнюю койку. В течение ночи он несколько раз просыпался от боли в левом плече. За окном все также монотонно, нисколько не уменьшаясь, шел дождь. Спал Мишка до последнего, краем уха улавливая шум за окном. Наконец, отбросив хандру и обиду на весь белый свет, он вскочил и с чугунною головой вышел на веранду. Картина нисколько не изменилась. Он понял, что утренний автобус, если он был, давно уехал, и спешить было уже особо некуда. Михаил поглядел в серую свинцовую мглу, затянувшую небо. Он никак не мог припомнить такого дождя. Были с ветром или с громом, или просто моросящие. На то она и природа. Здесь же вода лилась нескончаемым потоком нитей и уже заполнила до отказа ручей. Переезд залило, и речка превратилась в бурлящий поток. Он представил, что сейчас творится на Столбовке или на Манчжурке, куда вот таких ручьев впадало множество.

– Ничего, – успокаивал он себя вслух, – проплывем. Кони умеют плавать.

Пришлось готовить обед. Вася был тут как тут, не давая покоя своим воем. Куцый сидел перед порогом с мокрой, общипанной мордой, с его носа капала вода. Он только что ловил мышей в зарослях конопли, и морда его была вымазана черной землей. Кобель предано смотрел на хозяина, не пропуская ни одного его движения. Наверное, больше всего ему хотелось разобраться с Васей, вконец обнаглевшим и забывшим, кто главный на пасеке. Пчелы сидели в ульях и даже не выползали на летки.

Настроение было таким же серым, как и небо. Ему не оставалось ничего, кроме как ждать.

– Ничего. Будем слушать радио, – рассуждал он вслух. – Дождь и в Африке дождь. Какая разница, где смотреть в окно. У нас есть книжка, будем ее читать. Письмо напишем. Забыл, когда последний раз в Горный писал (где-то валялось начатое письмо), новое начнем. Дождь шел целый день. И на второй, и на третий, не прекращаясь ни на минуту, он все лил и лил, заполнив до отказа всю пойму. До пасеки уже доносился зловещий рокот вышедшей из берегов Столбовки. Так же, как и ручей, Мишку захлестывало недобрыми предчувствиями. Он представил почерневший поток взбунтовавшейся Столбовки, и его передернуло. Прикончив все запасы еды, он оказался перед выбором. Надо было выползать из этой дыры. Вода подобралась к самой калитке. Ручей напирал, не разбирая пути. Его потоки перехлестывали через мосток, нависающий в обычное время в метре от воды. Вода огромным горбом переваливалась через перекинутое дубовое бревно, силясь разломать все на своем пути.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Айза
Айза

Опаленный солнцем негостеприимный остров Лансароте был домом для многих поколений отчаянных моряков из семьи Пердомо, пока на свет не появилась Айза, наделенная даром укрощать животных, призывать рыб, усмирять боль и утешать умерших. Ее таинственная сила стала для жителей острова благословением, а поразительная красота — проклятием.Спасая честь Айзы, ее брат убивает сына самого влиятельного человека на острове. Ослепленный горем отец жаждет крови, и семья Пердомо спасается бегством. Им предстоит пересечь океан и обрести новую родину в Венесуэле, в бескрайних степях-льянос.Однако Айзу по-прежнему преследует злой рок, из-за нее вновь гибнут люди, и семья вновь вынуждена бежать.«Айза» — очередная книга цикла «Океан», непредсказуемого и завораживающего, как сама морская стихия. История семьи Пердомо, рассказанная одним из самых популярных в мире испаноязычных авторов, уже покорила сердца миллионов. Теперь омытый штормами мир Альберто Васкеса-Фигероа открывается и для российского читателя.

Альберто Васкес-Фигероа

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза