Таёжная повесть

– Остришь, значит. Ну ты сейчас попляшешь, остряк! – сквозь зубы произнёс бывший, и большими шагами пошёл к машине, на ходу пытаясь стряхнуть с задней ляжки отважного Куцего. Он с силой рванул ногой, оставив собаку с куском штанины в зубах. Когда он вернулся обратно, держа в руках одностволку, Мишка продолжал все так же стоять и смотреть на него, предусмотрительно спрятав собаку в кладовке. Кобель исходил на бешенство и грыз от ненависти дверь. Сжимая за спиной металлический шкворень, на всякий случай, Михаил встал в проёме калитки, не давая гостю хода во двор.

– Рябчиков, значит, решили пострелять. Ну, что же ты остановился?

Краем уха он услышал гудение машины. Кого-то несло к шапочному разбору, но Мишке это было на руку.

– Ты думаешь, у меня ствола нет? На таких, как ты, хватит и штахетины.

– Поязви мне! Остряк. Сейчас ты у меня в штаны наложишь! Плясать будешь!

– Лучше, чем у тебя вряд ли получится, – стараясь не смотреть на оружие, с усмешкой ответил Михаил, хотя затылок его покрылся холодной испариной. – Дорогу-то сам найдёшь? Или показать?

Гул двигателя был уже отчетливо слышен, это ехали лесники.

– Время не теряй, – уже с угрозой в голосе сказал он, – или из тебя и твоего дружка одну большую навозную кучу сделают. – Он стал медленно наседать, сокращая и без того малое расстояние, хорошо зная, что чем ближе к стволу, тем больше шансов увернуться, или отвести выстрел. Но Михаил был уверен, что до этого уже не дойдёт.

– Круто гнёшь Мишаня, гляди, переломишься.

Мишка откровенно рассмеялся от последней фразы. Он понял, что дальше обмениваться угрозами уже нет смысла.

Мужик вдруг изменился в лице, словно надев маску.

– Хорошо смеется тот, кто последний смеётся. До тебя я еще доберусь. Поглядим ишо.

– А тогда что?

Мужик опустил ружье:

– Узнаешь, – он ухмыльнулся и сплюнул. – Но ты жди.

Понимая, что всё самое худшее позади, Михаил медленно развернулся, до последнего держа гостей в фокусе зрения, и как бы нехотя, вразвалочку, пошел к крыльцу. Ему не верилось, что с виду нормальный человек мог опуститься до такого унижения. К таким людям он подбирал только одно подходящее слово – дерьмо.

–Тебе здесь долго не жить. Скажу, кому следует, сожгут всё. Поглядим, как ты запоёшь тогда, – продолжал угрожать бывший. – И сучку эту проучу.

На полпути Мишка резко остановился. От этих слов в груди полыхнуло, словно внутрь плеснули раскалённым свинцом. Он в два прыжка догнал мужика и резко отдернул его за плечо. И хотя тот был в два раза массивнее, от сильного рывка пошатнулся и грохнулся всей тушей на землю, выронив дробовик. Михаил поддел ружьё сапогом и закинул в придорожную болотину. Он уже хотел наброситься на него, но безоружная и нелепая поза врага вызвала в нём смятение. Ему стало противно, и вместе с тем, Михаил едва сдерживал гнев.

– Ты чего? Чё ты руки тянешь?

– Если ты тронешь её хоть пальцем, пусть даже волосок упадет по твоей вине, я найду тебя и убью…

Лицо гостя изменилось, он вдруг весь съёжился.

– А кто тебе сказал, что я собирался ее трогать? – Мужик ехидно улыбнулся, и на карачках пополз за ружьём.

– Проваливай.

С бугра уже сползал, похожий на гусеницу, зеленый «Зил». Побрякивая бортами, он медленно спустился с пригорка, в кузове сидела веселая компания лесников, среди которых особенно выделялась красная физиономия Тольки Козырева. Михаил нарочно не сдвинулся с места, не давая «шохе» въехать в ручей, чтобы тот не замутил своими колесами чистую воду. Каким-то чудом освободившийся от плена Куцый уже бегал героем по двору, таская в зубах оторванные лохмотья от одежды визитёра. В отличие от своего хозяина собака не знала страха и человеческих условностей, для неё враг должен был быть уничтожен.

Когда лесники уехали, он почувствовал, что не в состоянии владеть собой. Даже бесшабашный Толька не развеял его переживаний.

Михаил поймал коня, накинул седло и взял дробовик. Конь стриг ушами, не в силах понять, почему его куда-то гонят не по расписанию, ведь на очереди была горбушка хлеба и дымокур.