Таёжная повесть

– Только не морочь мне голову. Мораль мне читаешь, вежливого из себя строишь. Думаешь, не знаю, зачем ты пойло привёз сюда. Купить меня решил, а с пьяным –то разговор короткий. Скажи ещё, что в кабине у вас не дробовик, а черенок от лопаты.

Некоторое время гость молчал, и растерянно смотрел то на Мишку, то на Санька, по-прежнему сидевшего в кабине. Санёк явно дрейфил, понимая, что дело приняло совсем не тот оборот.

– Да брось, ты Мишаня не о том думаешь. По дороге рябцов решили пострелять, вот и дробовик прихватили. Ты за кого меня считаешь? – Владимир опять затянул свою песню, объясняя, что жизнь —вещь сложная и не все так просто. Неожиданно до Михаила дошло, что этот визит к нему не случаен, и ему была причина. До него вдруг дошло, что в Никольском что-то произошло, и очень серьезное.

– Ты понимаешь… – не унимался «бывший», – я люблю их. Без них мне не жизнь. Это же мои дети. Тебе не понять, у тебя своих детей нет. Ты для них всегда будешь неродным, отчимом. Ну скажи что я не прав. Ты же молодой мужик, тебе что, баб не хватает? Маринка, конечно, женщина видная, но тоже, сам понимаешь, не первой свежести. Мы ведь не на пустом месте развелись. Я, конечно, не святой, но и она…Ну на хрена тебе всё это, дети чужие, проблемы… Это же обуза. А ты человек вольный, я же вижу.

Незаметно слова гостя стали вызывать некое смятение. Мишка даже почувствовал вину за то, что этот человек страдает от того, что не может жить вместе со своими детьми. Его даже стало жаль. В какой-то миг Михаил подумал, что вторгся на чужую территорию, занял чужое место, на которое, быть может, у него не было никаких прав, и что перед ним такой же человек, как и он сам, мужик, со всеми слабыми сторонами и привычками. И что он, будучи младшим по возрасту, должен как-то проникнуться мыслями гостя, войти в его положение. В то же время последние доводы бывшего мужа отступиться неожиданно поставили Ваньку и Катьку рядом с теми детьми, которых он ещё совсем недавно учил в школе, проверял тетради, гонял до седьмого пота на уроках физкультуры, таскал в походы. Те дети тоже были чужими, но он любил их, и они отвечали тем же. От этих мыслей он как будто проснулся, и увидел, кто в действительности стоит перед ним. Он вспомнил, как этот бывший папаша проявлял заботу о своих детях. Раз в неделю Кузя появлялся с шоколадками по двадцать четыре копейки, и бутылкой домашнего коньяка местного разлива, в то время, когда в семье не хватало денег, чтобы заготовить на зиму дров, или купить детям школьную форму и учебники; на фоне сельской безработицы об алиментах можно было забыть. Но визиты в родную семью были регулярными, а вместе с ними тотальное поедание продуктов, всевозможные обещания манны небесной, клятвы, потом упрёки, а в конце, традиционный скандал. Наверное, кроме страха и отвращения, этот человек ничего вызвать у детей не мог. Михаил только не мог понять, как Марина терпела все это не один год. Последнее время «бывший» не появлялся, и было понятно отчего.

– Ты, ссука, это называешь любовью? – взорвался вдруг Мишка, уже полностью осознав, что всё услышанное им враньё уязвлённого эгоиста, который кроме себя и своих ничтожных целей в жизни больше знать не хочет. – Убирайся! – почти прорычал Михаил. – Пошёл вон!

–Не понял. Ты это мне, что ли? Ты что, крутой такой?

Гость опешил, он явно не ожидал такого оборота. Куцый бегал рядом, словно понимая обстановку, и косился на незваного гостя. Своим видом он напоминал злую гиену и уже присматривал место помясистее, поскольку «бывший» начинал обрастать жирком.

…– Убери свою шавку, – пригрозил гость, указывая на Куцего, стоящего почти вплотную и примерявшегося уже настоящими зубами к его заднице.

Мишку едва не прорвал смех от наглости Куцего. Кобель был в своей стихии. Недовольное рычание вдруг переросло в устрашающий рев. На взмах рукой Куцый немного осадил свой зад и, как лев, кинулся на врага, намереваясь вырвать у него всё мужское достоинство.

Мужик потерял своё величие и заорал, как младенец. С трудом оторвав от мотни озверевшего кобеля, он кинулся к машине, но Куций не отставал. Мишка еще раз услышал четкий «клацк». Дело принимало нешуточный оборот, поскольку Куцый мог по-настоящему укусить, а это грозило судебным разбирательством, поскольку имелся свидетель.

– Ну все, козел! – заревел от обиды «бывший». Он действительно ревел. Физиономия его покрылась белыми пятнами, а из глаз брызгали слезы. – Ты видел Санёк! Он мне брюки порвал, он меня укусил, тварь. Я сейчас его прибью! И тебя вместе с ним.

– Лучше не дергайся, – предупредил Мишка, стараясь держать себя в руках. Куцый стоял перед калиткой, не собираясь выпускать непрошеного гостя неотмеченным. – А то останешься без яиц. Кому тогда старух деревенских осеменять придется.