В тот вечер я едва унес ноги, вернулся домой и твердо решил, что с Мотти я больше не ходок. Правда, как-то раз случайно встретился с ним поздно ночью. Проходил мимо кабака с дурной репутацией и вынужден был увернуться – Мотти просвистел в воздухе в направлении тротуара на противоположной стороне улицы. Из-за двери за полетом его сиятельства с мрачным удовлетворением наблюдал мускулистый вышибала.
В некотором отношении я даже сочувствовал Мотти. Ведь у него только четыре недели, и надо успеть оторваться по полной программе, чтобы наверстать упущенное за десять лет. Поэтому я не удивлялся его прыти. На его месте я вел бы себя так же. Хотя, конечно, он хватил через край. Не маячь на заднем плане леди Малверн с тетей Агатой, я бы наблюдал Моттины художества со снисходительной улыбкой. Однако я не мог избавиться от сознания, что рано или поздно стану козлом отпущения. Постоянно думать о неотвратимости наказания, до глубокой ночи дожидаться, когда заявится в стельку пьяный Мотти, втаскивать это сокровище на кровать, а наутро проскальзывать в его комнату на разведку и созерцать скорбную картину – ото всего этого я начал чахнуть. Превратился в тень, даю честное слово. Чуть где стукнет – дрожу как лист.
И никакого сочувствия от Дживса, это меня ранило до глубины души. Упрямый малый не мог мне простить шляпы и галстука и не желал прийти на помощь. Однажды утром мне так захотелось сочувствия, что я поступился фамильной гордостью Вустеров и обратился к нему прямо:
– Дживс, это уж невыносимо, верно?
– Сэр?
– Вы знаете, о чем я говорю. Наш драгоценный гость забыл все, чему его учили в детстве. Знать ничего не желает.
– Да, сэр.
– Но обвинят меня, понимаете? Вы ведь знаете тетю Агату.
– Да, сэр.
– Ну так вот.
Я немного подождал, но Дживс не дрогнул.
– Дживс, нет ли у вас плана, как обуздать это чудовище?
– Нет, сэр, – отрезал он, растворился в воздухе и материализовался у себя в комнате. Проклятый упрямец! Чушь какая-то. Ведь ничего дурного не было в «особой Бродвейской». Просто забавная штучка, от которой мои приятели приходят в восторг. Но Дживс предпочитал «диво Белого дома» и поэтому бросил меня на произвол судьбы.
Вскоре Мотти взбрело в голову притащить на рассвете своих собутыльников в дом, чтобы продолжить пирушку. Тут уж терпение у меня лопнуло. Видите ли, я живу в той части города, где подобные шалости недопустимы. У меня пропасть приятелей – актеров, литераторов, художников, которые обитают на Вашингтон-сквер, таку них вечер начинается около двух ночи, утром торговцы уже развезут по домам молоко, а гулянка все продолжается. Там это принято. Соседи даже не уснут, если у них над головой никто не пляшет под гавайскую гитару. Но на Пятьдесят седьмой улице такие номера не проходят. И вот в три утра вваливается Мотти с подгулявшими приятелями. Компания, проорав дурными голосами свои школьные песни, подхватывает хором «Вспоминаю я колодец, наше старое ведро». Естественно, жильцы дома стали брюзжать и жаловаться. За завтраком последовал холодно-укоризненный звонок управляющего, и мне пришлось рассыпаться в извинениях.
Вечером я вернулся домой рано – обедал в одиночестве, выбрав такое место, где вероятность встречи с Мотти равнялась нулю. В гостиной было темно, и я только было хотел включить свет, как вдруг – удар, и что-то упругое и округлое хватает меня за штанину. Общение с Мотти до такой степени истощило мою нервную систему, что я не мог с собой совладать – метнулся прочь и с отчаянным душераздирающим воплем выскочил в прихожую, а тут как раз Дживс выходит из своей комнаты узнать, в чем дело.
– Вы что-то сказали, сэр?
– Дживс! Там кто-то есть, и он хватает за ноги!
– Полагаю, это Ролл о, сэр.
– А?
– Мне следовало вас предупредить, но я не слышал, как вы вошли. В настоящее время он пребывает не в самом хорошем расположении духа, ибо еще не освоился в доме.
– Кто такой Ролл о, черт подери?!
– Ролло – бультерьер его сиятельства, сэр. Его сиятельство выиграл его в какой-то лотерее и привязал к ножке стола. Если позволите, сэр, я войду и включу свет.
Дживс просто бесподобен. У меня на глазах он совершил подвиг, достойный пророка Даниила, бестрепетно вошедшего в львиный ров. Он смело прошествовал прямо в гостиную. Более того, от Дживса исходил особый магнетизм или как это называется, ибо треклятый зверь, вместо того чтобы тяпнуть добычу за ногу, вдруг затих, точно его бромом опоили, и повалился на спину лапами кверху. Словом, выказал такое радушие, будто Дживс – не Дживс, а его родной дядюшка миллионер. Однако увидев меня, животное снова ощетинилось и явно ни о чем другом уже не думало, как только снова взяться за Бертрама с того места, где его прервали.
– Ролло пока еще к вам не привык, – сказал Дживс и с восхищением посмотрел на проклятую четвероногую тварь. – Он превосходный сторожевой пес.
– Не желаю, чтобы сторожевые псы охраняли от меня мои комнаты.
– Разумеется, нет, сэр.
– Ну и что мне делать?
– Вне всякого сомнения, со временем животное научится вас узнавать, сэр. Отличать ваш индивидуальный запах.