Так и будет?

— Сможет, если все будет на своих местах. Сильные будут на своем месте, а слабые на своем. Слабые будут проявлять к сильным уважение, перерастающее в любовь. Сильные же будут выражать заботу и сострадание к слабым, что уже проявление любви.

— А если сильные захотят уничтожить слабых? Что тогда будет?

— Слабые нужны сильным, как и наоборот. По настоящему сильному нужно всегда оберегать кого-то более слабого. Это делает его жизнь осмысленней, а его самого еще сильней.

Рим, сидевший в кресле, наклонился к Юпитеру-Пьеру ближе, и спросил:

— Ни это ли есть проявление любви?

— Да, похоже на то.

— Это и есть настоящая любовь, отдавать не нежность или чувственность, а отдавать часть своей силы другому, более слабому. Это высшая любовь.

Юпитер-Пьер задумался.

— Пап, ведь я же тебя люблю. Но я могу тебе дать только радость и веселье. Потому что я слабее тебя. Какую силу я могу тебе отдать?

— Твоя сила сейчас не физическая, пока еще не знания и не опыт. Она в другом. Твоя сила — это твое время. Его у тебя больше, чем у меня, моих друзей и знакомых. И ты делишься со мной своей силой, когда мы проводим вместе время.

— А зачем тебе время?

— Понимаешь сынок, время для людей — самая нужная вещь. И все взрослые на самом деле любят свое детство, и без раздумий вновь бы стали детьми. И вот когда ты проводишь со мной время, я снова попадаю в детство, и торможу свое время. Спасибо тебе за это.

Юпитер-Пьер заулыбался. Ему было необыкновенно приятно от сказанного отцом.

— Выходит я тоже немножко сильный?

— Конечно! Главное с умом расходуй свою силу. Тогда будешь становиться еще сильней, приобретая другие новые навыки.

— Хорошо, папа. Но я все равно хочу быть Пьером. Сильным, утонченным, любящим Пьером.

— Будь, сын!

Через пять с лишним лет, мальчик осуществил намеченное. В документе, удостоверяющем личность, который выдавался в двенадцать лет, графа «Фамилия Имя Отчество» была заполнена: «Пирогов Пьер Римович».

Глава 9. Сколько денег заработал?

Что это было, Пьер даже не понял. Он как сидел вечером в спальной комнате на белом кресле, так и остался в нем до рассвета.

Состояние, в котором пребывал Пьер было не похоже ни на сон, ни на явь. Больше походило на какой-то транс — мысли были здесь, но не сейчас, а два с половиной десятилетия назад — в детстве.

После ужина, Пьер, размышлявший о личности Префекта Единого государства, вошел в комнату, сел в кресло и подумал: «А почему я решил скрыть свою личность под Пьером?». Видимо, промелькнувший вопрос послужил телепортом Пьера в тело Юпитера.

«Нет, это точно был не сон, — думал Пьер — я бы не уснул в кресле, не раздеваясь. Я не так сильно устал вчера, и вполне выспался. Это я витал в облаках шесть часов что ли? Или это был осознанный сон… Так и глаза не закрывал же».

Он встал, встряхнул головой, издав звук заглохшего двигателя, протер лицо руками и прикурил «Мольро». Пьер начал говорить вслух, сквозь зажатую сигарету в зубах, будто в комнате кроме него кто-то есть еще. Говорил он отрывочно, несвязными между собой предложениями, как заедающая пластинка на старом патефоне, съедающем пять предложений из десяти:

«Ведь, чтобы уснуть, надо закрыть глаза… Ну нет, я же есть здесь и сейчас… Да вроде тридцать два мне… В том здании же вместо музея уже давно кафе… Да откуда тут машина времени, в шкафу что ли…»

Пьер нервничал. Он замолк, сглотнув слюну, и заглянул в шкаф — густой дым сигареты покрыл висящие рубашки и брюки. Пьер для уверенности постучал в заднюю стенку шкафа. Убедившись, что потайных дверей там нет, продолжил еще эмоциональней:

«Что и требовалось доказать… Юпитер Римович тоже было неплохо конечно… До сих пор не понимаю «Крик» … Ну «Вход Господень» правда должен быть другим… Блин, мороженого захотелось».

Он сделал последнюю затяжку так, словно она была последней в жизни, пока уголек не стал жечь держащие сигарету пальцы.

После своего энергичного монолога, договорившись, что это было что-то между сном и галлюцинацией от вероятного отравления не самым свежим ужином, он плюхнулся в кресло и положил голову на бок. Капля пота, проявившаяся из всклокоченных темно-русых волос, стекала по вискам и бежала по щеке к подбородку. Пьер уткнулся воспаленными от дыма и недосыпа глазами в светлую стену, найдя на ней единственную точку в месте прикосновения дверной ручки.

В комнате стало жарко, душно и дымно. Пьер и сам не заметил, как в таком положении выкурил еще несколько сигарет подряд. Переведя рассеянный взгляд на небольшие электронные часы, он сделал усилие, чтобы собрать расплывчатые символы в конкретные, возможные для восприятия цифры: «10.09.78–05:46».

«Я их съел что ли?» — думал Пьер в поисках бычков выкуренных сигарет.