Так называемая личная жизнь

- Вот они - действия вашего усиленного батальона за минувшие двое суток, - говорил Ефимов. - Вот здесь и здесь вам предстояло выходить. Здесь вышли точно, а здесь промазали. В результате - засада, мышеловка, смерть. Семи машин и двадцати двух живых душ - как не бывало. Вот она, эта точка на карте, где и вы имели возможность отдать богу душу. Вот рубеж, который мы заняли за вечер и ночь. Утром, как видите, выскочили еще дальше, не с этих двух; участков сегодня за ночь отведем войска на километр-два назад. Убедились, что немцы успели занять господствующие высоты, и нет смысла лежать у них под носом живыми мишенями. Сидел, перед тем как вы явились, с начальником штаба и в итоговом донесении, которое предстоит подписывать, формулировал пункт о частичном отходе на более выгодный для дальнейших действий рубеж. В былые времена такое решение вызвало бы наверху гром и молнию, но и сейчас, по старой памяти, похвал не жду. Способны усомниться и прислать поверяющего из числа офицеров Генштаба, на что не сетую при условии, что офицер дельный и правдивый. А что есть правдивость в таких случаях - знаете? Правдивость есть способность, приехав на место и увидев своими глазами другое, чем то, что ты слышал своими ушами, когда тебя сюда посылали, доложить то, что ты увидел и понял, а не то, чего от тебя ждут. Думаю - формулировка, применимая и к вашему ремеслу. И раз вы теперь обретаетесь одной ногой у меня, а другой уже в Москве и неизвестно, когда вновь увидимся, - может статься, после войны, - хочу сказать вам то, что думаю о вашем брате писателе. Наблюдаю вас и ваших коллег давно, с Одессы, чаще всего люди вы неплохие; но прихожу к выводу: лучше бы вы пореже показывали нам свою храбрость, а вместо этого почаще думали над войной. Вот я вам сейчас доложил, что мы продвинулись чуть дальше разумного и за ночь по моему приказу отойдем, но не все этим будут довольны. Смотрел на вас и ждал, задумаетесь над этим или нет? Судя по вашему лицу - нет. Ждал, вспомните ли наш предыдущий разговор на ту же тему? Не вспомнили.

- Вспомнил, Иван Петрович. Не только вспомнил, но и обругал себя последними словами.

- За что?

- За то, что до сих пор не записал его.

- Значит, все же не вылетело из головы? Спасибо.

- А у меня из головы - иногда и рад бы, чтоб вылетело, - не вылетает!

- Так и должно, - сказал Ефимов, - голова только у дураков - проходной двор. А у тех, кто поумней, - тупик. Как ни странно, но так. Если человек умный - голова у него как тупик: все, что вошло, - там. Поэтому и говорю вам: берегите голову. Она не обмундирование. Новой - и рад бы - не выдам. Вся надежда на вашу БУ.

Лопатин рассмеялся неожиданности этого сравнения головы с предметами вещевого довольствия: БУ - бывшая в употреблении голова!

- А вы не смейтесь, - без улыбки сказал Ефимов, - многих из вашего брата война уже списала с лица земли. В том числе на моих глазах. С тех, кого уже нет, - нет и спросу. А вам желательно остаться в живых и успеть подумать о войне не только за себя, но и за них. Поэтому и обругал вас за излишний риск. А случиться, конечно, может все, с любым из нас, в любое время. И случается. Наслышаны, как с месяц назад на соседнем фронте один из командармов погиб? Ехал из корпуса в корпус, шальной снаряд - и все. Водитель цел, автоматчик цел, адъютант цел, а его нет. А до этого империалистическую прошел, гражданскую, четыре года провел в местах не столь отдаленных, вернулся, этой войны три года отгрохал - и пожалуйста - осколок с урюковую косточку из дальнобойного орудия за пятнадцать километров! Обмундирование получите утром. Остается пожелать вам доброго пути до самой Москвы.

Ефимов посмотрел на часы:

- Через пять минут буду занят другими делами. Завтра с утра тоже.

- Иван Петрович, на прощанье один вопрос. Как вы думаете, реальна в ближайшие дни Восточная Пруссия?