Так становятся звёздами. Часть 1

Сезар переменился в лице. Он явно был в очередном шаге от нового приступа ярости.

— Я знаю, что не следует говорить об этом, — продолжила Гаитэ, — что за моими словами может последовать очередная ссора, но я скажу — ради вас самих. Вы этого заслуживаете. Вы сильный и умный человек, но держите крепче на поводке вашего внутреннего зверя. Свирепость и ярость — плохие советчики. Дав волю гневу, вы заставили не только бояться себя, но и ненавидеть.

— Пусть ненавидят. Мне плевать, лишь бы сделали то, что мне нужно, — холодно сверкнул глазами Сезар.

— Часто тот, кто ненавидит, желает отмщения. Зачем превращать во врага того, кто мог бы стать союзником или, в крайнем случае, мог бы оставаться просто нейтральным?

— К тому, что мои угрозы заставили их сдаться быстро, а с вашими уговорами да увещеваниями мы бы потеряли ещё не один час! И ещё неизвестно, чем кончилось бы дело. Чего вы от меня хотите? В чём обвиняете?

— В том, что ваша ярость — она как волна. Пока вам удаётся её оседлать, словно несущую лошадь — полбеды. Но может наступить час, когда она вас погубит.

— Ну если даже и погубит, вам-то что? Не всё ли равно?! Что вам за дело до моего нрава и привычек? Какого чёрта вы, сеньорита, вмешиваетесь не в свои дела?

Гаитэ застыла, словно его уже не просто резкие, а откровенно грубые слова, заморозили её искренние порывы.

— Я бы рекомендовал вам обуздать нрав моего брата, он не менее горяч, чем мой, если не более. И вообще, сеньорита, вы уж определитесь, кто вы — скромная монастырская воспитанница или бунтарка.

Гаитэ заметила, как дрожат её пальцы и опустила их, убирая со спинки стула, чтобы не дать увидеть собеседнику, до какой степени задели её его слова.

— Благодарю за совет, милорд. Прошу прощения за дерзость. Спокойной ночи, — проговорила она, резко крутанувшись на каблуках, намереваясь удалиться.

Но Сезар остановил её, перехватив за руку.

— Не уходите!

— Уже поздно, милорд…

— Я был не прав! Мне не следовало быть с вами таким грубым. Извините, прошу вас.

— У вас странный для просителя тон. Вы совершенно не умеете просить.

— Так научите меня!

У него были горячие ладони. Такие горячие, что их прикосновение Гаитэ чувствовала сквозь бархат платья на предплечьях. От его близости кружилась голова, а сердце переполнялось горечью.

— Боюсь, вы обратились с вашей просьбой не по адресу, милорд.

Его лицо, бледное, словно светящееся изнутри недобрым светом, было так близко… слишком близко, чтобы это могло оставаться приличным или безопасным.

Она вдруг поймала себя на мысли, что её неудержимо влекут его пунцовые губы и это показалось ей кощунственным. Сезар Фальконэ брат Торна, человека, которому она фактически уже стала женой!

Он словно с участием наклонился ниже:

— Мне искренне жаль, если я напугал, расстроил, причинил вам боль…

— Пустите меня, сеньор! Уберите руки! Я не стану играть с вами в ваши игры!

— О чём вы? — нахмурился он.

Его дыхание касалось её лица. От огня, пылающего в его теле у неё кровь начинала шуметь в голове.

Они застыли друг против друга, глядя друг другу в глаза.

Сердце билось тяжёлыми редкими ударами, а по венам словно струился расплавленный свинец. Душа как будто озарялась вспышками молний. Становилось трудно дышать от безумного влечения.

Лунный свет, льющийся потоком с неба, заставлял светиться воздух. Всё вокруг казалось сделанным из серебра и в тоже время было хрупким, непрочным, обманчивым, как призрак.

— Вы пугаете меня…

— Пугаю? — поднял брови он.

Она медленно подняла влажные ресницы. Её испуганные глаза встретились с устремлённым на неё взглядом.

Чёрные глаза Сезара горели на напряжённом лице от едва сдерживаемой страсти. Он чувствовал это так же остро, как она, но, в отличие от неё, вовсе не собирался сдерживать свои порывы.

— Как вы правильно заметили, я всего лишь скромная монастырская воспитанница и столичные нравы внушают мне отвращение. Вы — брат моего будущего мужа и если вам всё происходящее сейчас кажется нормальным, то меня всё это лишь пугает и отталкивает. Прошу вас, оставьте меня. Найдите для утоления ваших страстей кого-нибудь другого.

Сезар с явной неохотой подчинился её требованиям:

— Если бы вы были для меня лишь очередной прихотью, боюсь, я вряд ли бы посчитался с вашими чувствами, Гаитэ. Но я понимаю их и уважаю, хоть и сожалею… боюсь, тот, ради кого вы пытаетесь быть честной и целомудренной, не сумеет оценить сокровище, которым владеет.

— Я пытаюсь быть честной и целомудренной, в первую очередь, для себя. Как ни смешно, возможно, для вас это не прозвучит. Спокойно ночи, милорд.

— До завтра, сеньорита, — с грустью кивнул Сезар.

Возвращалась в себе Гаитэ в растрёпанных чувствах, но на сей раз на сердце у неё было ясно и светло. И то, что Сезар обманул её самые нехорошие ожидания не могло не радовать.

Плохо одно, с расчётом он это делал или от чистого сердца, в её мыслях и сердце его становилось слишком много.

Глава 21