Так становятся звёздами. Часть 2

Можно было подумать, что Торн оттягивает с окончательным решением, даёт возможность Гаитэ сделать шаг к примирению, но она в это не верила. Просто играть у неё на нервах доставляло ему удовольствие. Загонять жертву, заставлять её чувствовать себя беспомощной — любимое развлечение азартного охотника.

Доставлять ему дополнительную радость видом собственным унижением Гаитэ не собиралась.

Она ждала, что разразится буря, ждала день за днём и всё же, когда буря грянула, оказалась к ней не готова.

Вечер начался обыденно. В окружении придворных дам королева занималась рукоделием — вышивала шёлком, когда в зал, словно два чёрных ворона, вошли верные Торну дворяне.

Мужчины поклонились, как того требовал этикет, но вид у них был мрачный.

Гаитэ отвела взгляд от неровных стежков, что ложились из-под дрожащих пальцев и спросила приветливо:

— Сеньоры, зачем вы здесь?

Лорд Гарич раскрыл свиток, что держал в руках, и безликим, безупречно вежливым голосом промолвил:

— Вот предписание на ваш арест, ваше величество. Вас обвиняют в половой связи с Сезаром Фальконэ, Кристофом Кастанэ, придворным скрипачом Люком Спиноза и графом Джеремо Тоймсаном. Спиноза и Тоймсан уже признались в своём тяжком преступлении, у нас есть показания, подтверждённые их личными подписями. По приказу императора мы должны препроводить вас в Милетелли, где вы будете ожидать решения Его Величества о вашей дальнейшей участи.

Зачитав документ, лорды в вопросительном ожидании глядели на королеву.

Гаитэ царственно поднялась со своего кресла. Она казалась спокойной даже себе:

— Раз таков приказ его величества, я рада подчиниться.

Как будто она могла сказать что-то другое? Будто от неё хоть что-то зависело?

— Леди Форсео, — обратилась она к одной из фрейлин, — помогите мне собраться.

Но всё тем же неживым, бездушным голосом было произнесено:

— Нет времени на перемену одежды и на сборы, ваше величество. В Милетелли вам дадут всё необходимое.

— Даже так? — усмехнулась Гаитэ. — Ну что ж? — пожала она плечами.

Отвечать что-либо на очередное унизительное оскорбление бессмысленно. Королева молча передала пяльцы одной из девушек, смолкших, словно испуганные птицы и пошла за своими стражами и тюремщиками.

Её провели коридорами, которыми во дворце почти не пользовались. Запустение, пыль и тишина царили здесь. Место идеально отражает состояние её души.

Отчего-то вспоминались первые дни знакомства с Торном, его грубоватая нежность и страстность. Был ли он тогда искренен? Или ему просто нужен был тот самый брак, от которого теперь он пытается избавиться? Ревность или расчёт заставляют его быть сейчас столь с ней жестоким?

Как всегда, одним выстрелом Торн старался поразить несколько целей: избавиться от жены, получив возможность совершить новый, куда более выгодный для себя с политической точки зрения, брак и причинить боль Сезару.

При воспоминании о Сезаре в сердце Гаитэ шевельнулись обида и боль, которых Торн уже не мог вызвать. Ловко воспользовавшись случаем для побега, младший Фальконэ больше никак не давал о себе знать.

С рациональной точки зрения Гаитэ всё понимала — он сам был беглецом, преследуемым узником. Попади он в лапы Торна, лучше не будет никому.

Но вопреки рассудку то, что Сезар предпочёл поступить рационально, оставляло её в полном отчаянии.

Да, отдавшись Сезару она поступила опрометчиво, возможно безнравственно, но Гаитэ не жалела о своём поступке, о сделанном ею выборе.

Лучше умереть чем терять себя с каждым шагом, с каждой новой жёсткой сделкой с совестью, чем видеть, как человек, которого ты любишь, готов сделать тебя разменной монетой без малейшего угрызения совести.

Торн в своём праве карать. Она обещала ему быть верной женой и данного слова не сдержала. Возможно, в чьих-то глазах он прав? Гаитэ примет кару из его рук, раз так надо.

Если, чтобы освободиться от постылого мужа, которого не можешь больше ни уважать, ни желать, придётся умереть — так тому и быть. Свобода имеет определённую цену.

Она вырвется. Ни тем, так другим способом, но жить с тем, кого не уважает, не станет. Ни за что.

Торн надругался над её любовью, доверием, над её даром. Гаитэ не станет молить его о милости. Будь он трижды императором, упади его тень хоть на целый мир — Гаитэ ему дать нечего. Ничего для неё у него нет.

Душа холодна и пуста, как эти запылённые переходы, по которым они идут. Здесь больше не живёт любовь. Ворохом опавших листьев с сухим шорохом по ледяным плитам судьба таскает никому не нужные останки того, что раньше жило и пело — память о разбитых надеждах, веру в любимого человека, вымерзшую нежность.

Пусть она не была идеальной женой, пусть душа её висела на распятии любви к двум братьям, но всё же…

Всё же её чувства к Торну изначально были живыми и настоящими! Может быть оно и хорошо, что всё скоро закончится?