Такая долгая жизнь

Подбежал к командирскому танку сержант. Это был уже второй танк, который сменил Рябышев. В первом после боя за Люшнев оказался пробитым ствол пушки — у самого края дула зияла дыра от тридцатисемимиллиметрового снаряда. Командир корпуса пересел на «КВ».

Рации на этом танке не было.

— Товарищ генерал, вас вызывает по радио Попель!

— Попель?

Дмитрий Иванович поспешил к машине, которая была оборудована рацией.

— Я — Попель! Я — Попель! Вызываю Рябышева! Перехожу на прием…

— Я — Рябышев. Как слышишь меня?..

— Слышу хорошо… Где вы находитесь? Нас окружили, кончаются боеприпасы и горючее… Где вы находитесь?..

С самого начала переговоров Рябышев почуял недоброе. Непохоже это было на Попеля… «Где находитесь?»

— Где мы находимся, скажу позже… А ты мне скажи, как звали моего пса, если ты — Попель?..

Эфир замолчал. Слышалось только легкое потрескивание в аппарате.

— Вот тебе и Попель, — сказал кто-то рядом.

— Продолжать движение! — приказал Дмитрий Иванович.

Но немцы все же разнюхали, что русские дивизии уходят. Вопреки своим правилам, кинулись вдогонку ночью, навалились на арьергард 7-й мотострелковой дивизии.

Рябышев приказал выделить для прикрытия группу танков.

Группа, выделенная для заслона, имела несколько танков «Т-34» и «КВ». Снарядов было мало, и можно было надеяться только на прочность брони да на темную ночь. Ночной бой, сумбурный, скоротечный.

В открытом поле наши машины сошлись с вражескими. Никто не мог их сосчитать. Из темноты, из дула, выплескивалось пламя, и на это пламя тотчас же разворачивал башню Алексей Путивцев и стрелял. Изредка он приказывал включать водителю фары. На секунду, не более. Мгновенная остановка — выстрел. И танк с ревом срывался с места, меняя местонахождение. Алексей видел, как загорелся один немецкий танк, второй, третий, четвертый — горящие танки эти остались позади. Вся степь была уже усеяна кострами, в которых горели железо и люди. Горели наши танки, а экипажу Алексея все еще везло. Попадания в танк не причиняли пока ему серьезного вреда: оторвало левое крыло, разбило курсовой пулемет.

Все меньше становилось снарядов, а конца немецким танкам не было. Уже большинство наших машин вышли из строя, одни горели, у других была повреждена гусеница или мотор, а танк Алексея рвался все вперед и вперед, стараясь пробить всю железную стену, которую выстроили немцы.

И у Алексея, и у других оставшихся в строю танкистов не было иной дороги — только вперед. Но вот гильзоулавливатель поймал последнюю гильзу последнего снаряда. Непривычно тихо стало в танке. После выстрелов мотор, казалось, только нежно урчал. Но танкисты не слышали ни этого нежного урчания, ни тишины: в ушах у них по-прежнему звенело от недавних выстрелов.

— Стоп! — крикнул Путивцев механику-водителю. — Приказываю всем покинуть танк.

— Товарищ командир, а вы?

— Приказываю немедленно покинуть танк!.. Танк еще живой… Бросить его не могу… Есть еще гусеницы…

— Мы тоже останемся, — сказал заряжающий.

— Быстро! Через донный люк! Быстро! В поле… Дорога каждая секунда. Ну!

Первым через донный люк танк покинул раненый стрелок-радист, за ним вылез механик-водитель. Заряжающий покинул танк через башенный люк: ступил на решетку жалюзи, и тут его срезала очередь светящихся трассирующих пуль.

Алексей сел на место механика-водителя, включил первую скорость, затем вторую, зажал левый фрикцион и пошел на танк, который вынырнул из темноты слева. Заскрежетало железо. От удара мотор чуть не заглох. Алексей быстро воткнул первую скорость, с силой нажал на газ и стал толкать вперед разваливающийся под ударами легкий немецкий танк. Потом дал резко задний ход. Остановился. Снова рванул вперед, на этот раз забирая вправо — на вспышку орудия. Тут вражеский снаряд ударил в моторную часть — языки пламени лизнули решетку жалюзи. Танк остановился. Алексей соскользнул с сиденья, открыл донный люк, но в это время бронебойный снаряд прошил бортовую броню тридцатьчетверки…

* * *

Рябышев вывел из окружения две дивизии. Группа Попеля тоже с боями пробилась к своим. Но об этом Рябышев узнал только в штабе фронта. Штаб находился в Проскурове.

— Командующий у себя? — спросил Дмитрий Иванович дежурного майора.

Рябышев был в комбинезоне. Комбинезон помят, закопчен. Только генеральские петлицы виднелись в расстегнутом вороте.

— Сейчас доложу, — козырнул майор.

Генерал-полковник Кирпонос был в чистой новенькой форме. Пальцы его нервно постукивали по столу.

— Товарищ генерал-полковник, вывел из окружения вверенный мне 8-й механизированный корпус. По предварительным данным корпус уничтожил 150 танков противника, около 500 орудий, четыре вражеских мотобатальона, много солдат и офицеров. Наши потери: 96 танков, из них 3 «КВ» и 18 тридцатьчетверок. Остальные старых систем…

— Хорошо… Но почему вы в таком виде? Приведите себя в порядок. Дальнейшие указания получите у начальника штаба. Я жду разговора со Ставкой…

У начальника штаба фронта генерала Пуркаева были воспаленные от бессонницы глаза, но в отличие от командующего он был спокоен и даже как бы вяловат.