Такая вот любовь

До Анджелины донесся шум машин на шоссе.

– Наверное, было бы хорошо, если бы и ко мне кто‑нибудь привязался – пускай даже мужчина в темных носках. Какой‑нибудь Фрэнсис, который считал бы меня восхитительной.

Анджелина заглянула в бархатистые, нежные глаза пациентки – голубые, но не такие яркие, как у Джона Милтона. В ее круглое, одутловатое лицо. На щеках Люси топорщились жесткие седые волоски. У нее были расширенные поры, слизь в уголках маленьких глаз и темные круги под ними, ноздри в козявках. Губы жирно лоснились и, кажется, были измазаны клубничным джемом.

Анджелина подняла руку и протянула палец, чтобы дотронуться до этого красного джема, а дотронувшись, почувствовала на своей щеке шершавый палец Люси.

Глава 24

Час спустя, выходя из машины в своем гараже, Анджелина заметила, что давнишняя темно-синяя пробоина на стене, оказывается, никуда не делась. Всего через несколько дней после того, как Айрис получила права, Анджелина попросила дочь сдать в гараже назад. И Айрис врезалась бампером в стену – удар был такой силы, что она не смогла двинуться ни вперед, ни назад. Ей пришлось вылезать с стороны пассажира, а Анджелине тем же путем забираться на водительское сиденье. После этого дочь, вся в слезах, наблюдала за матерью с порога: той удалось сдвинуть автомобиль на дюйм. В конце концов пришлось им обеим дожидаться с работы Уилла, чтобы тот придумал, как отделить машину от стены с наименьшими повреждениями.

Войдя в дом, Анджелина ощутила запах бекона, но он показался ей не удушливым, как смог, а легким, словно проносящееся мимо облачко. На столе виднелось только одно цветное пятно. У нее на глазах выступили слезы. Может, ей попробовать посидеть минуту над пестрой подложкой, пока это всего лишь подложка – без еды и без Уилла? Но чем ближе она подходила к столу, тем меньше ей нравилась эта идея. Анджелина остановилась, глядя на яркие переплетения ткани, но ей не полегчало, как она надеялась, напротив, ключи от машины, зажатые в кулаке, врезались ей в ладонь. Всё просто и понятно. Ее ужасно раздражает полосатая бахрома, окаймляющая края подложки. Она окинула взглядом пустую кухню, коридор и начало лестницы – часть дома, в котором ей надлежало пребывать, – потом посмотрела в окно на неизвестную ей птицу, скачущую по карнизу, и наконец уставилась куда‑то вдаль.

* * *

Из подвала донеслось жужжание. Анджелина так сопротивлялась присутствию мужа в доме, что даже ни разу не заглянула в его мастерскую. Теперь она спустилась по лестнице, постучала, но, догадавшись, что этот звук тонет в механическом шуме, распахнула дверь. Оказывается, Уилл снял занавески. В центре комнаты покоилась на двух кóзлах старая дверь. Муж, склонившись над ней, орудовал каким‑то маленьким инструментом, производившим много шума и крохотное количество опилок. Кровать, которая при помощи прислоненных к стене подушек превратилась в подобие софы, теперь стояла в углу. В нескольких местах были сложены стопки старых дощечек. Наверху книжной полки, в центре небольшого прямоугольного динамика, красовался новенький айпод Уилла. На полках под ними помещались деревянные ящики, банки с краской и лаком, кисти и стопки журналов. Прямо перед Анджелиной находился необычного вида черный, с проступающими цветными пятнами стол, ничуть не похожий на творение мужниных рук.

Инструмент смолк. Уилл обернулся к жене.

– В чем дело? – спросил он, поднимая защитные очки на лоб.

– Ни в чем.

– Что ты тут делаешь?

– Навещаю тебя.

– Я не ожидал, что ты вернешься так скоро.

– Сейчас я прямо от Люси.

– А обычно?

Анджелина поплотнее закуталась в свитер и скрестила руки на груди, сжав в кулаки обе ладони: в одной был ремешок сумочки, в другой – ключи.

– Обычно я еду в спортзал, по делам, кататься.

Уилл сел.

– Классный стол, – заметила Анджелина, протягивая к нему руку.

– Не трогай. Краска еще не высохла.

– Это тот, который ты делаешь для Кары – и который раньше был нашим?

– Именно, – сказал Уилл, кладя на верстак изделие, над которым работал. – Анджелина, чего тебе надо?

Она сделала вдох, на выдохе отодвинула от стены стул и поставила его перед мужем. Потом села, не представляя, зачем это делает, но зная, что, как и у Люси, должна сохранять невозмутимость. Усевшись, вспомнила о купленных ею сластях. Открыла сумочку и вытащила три плитки шоколада. Две положила на верстак перед собой, а одну через опилки и стружки подтолкнула к Уиллу.

– Зачем ты даешь мне шоколадку? – спросил тот.

Анджелина почувствовала, что втягивает шею в плечи. Она знала, что борется за ту часть себя, которую давно спрятала от чужих глаз. И тут ей вспомнилась Надин. «Давай! – сказала Надин. – Будь Анджелиной!»