– Воздух пахнет точно так, как в те времена, когда Люси постоянно ходила убираться. Я не помню офисов – только запах сосны. Мусорные баки были переполнены бумагой, не подлежавшей переработке. Люси вытаскивала листки без следов кофе и очень аккуратно складывала в стопочку. Помню, она еще стучала краем стопки по столу: тук-тук. В офисах Люси убираться не любила. Говорила, что строгие черно-белые интерьеры выпивают у нее все силы. А потому, когда решила, что запаслась бумагой на целую вечность, переключилась на дома. Их я уже помню.
– Я скучаю по Люси, – проговорила Анджелина.
– Я давно подыскивал себе участок, с тех самых пор, как ощутил гладкость первых виниловых реклам, сделанных на компьютере. Конечно, здорово видеть готовый плакат, который привозят в гигантских размеров ящике, но увязывать то, что я «нарисовал» на экране, с этой гладкостью тяжело. Мозг перенапрягается. Я знал, что мне понадобится широкое открытое пространство, где будет достаточно места для постройки задуманного, чтобы я по-прежнему мог чувствовать движение своей руки и видеть, как возникает нечто реальное.
– Как вы взялись за рекламные баннеры?
– Это долгая история. Люси всегда хотела слушать ее с начала до конца.
– Я тоже хочу.
– Я учился в школе, и в марте выпускного года в витрине магазина появилось объявление. На нем было написано красным фломастером: «Требуется художник по рекламе. Обращаться в „Рекламное агентство Северной Джорджии“, Стейт-стрит». Я обратился и нарисовал для Коди (ну, тогда еще мистера Калхуна) рекламу на обороте листка с домашним заданием по алгебре. И на следующий день приступил к работе – через два часа после уроков. После окончания школы перешел на полную ставку. Нас было трое: мы с ним и Патти. – Джон Милтон повернулся к Анджелине. – В этом месте Люси всегда спрашивает: «Патти?», словно не помнит ее.
– Патти? – спросила Анджелина.
– Патти было двадцать три. И благодаря ей я узнал, что люблю женщин постарше, так же как люблю мелки, у которых давно стерся кончик и они почти распались на кусочки. Патти всегда утверждала, что называет ложку ложкой, но ко мне она обращалась «мистер Большой Бык». Мне это прозвище нравилось, потому что в нем два «Б». А еще Патти говорила, что я жесткий снаружи и мягкий внутри. Я отвечал, что по описанию это похоже на яйцо.
«И на шоколадный батончик», – подумала Анджелина.
Джон Милтон повернулся на бок, лицом к ней.
– В этом месте Люси всегда говорит: «И на шоколадный батончик».
Анджелина взяла его за руку и тоже повернулась на бок, лицом к нему.
Джон Милтон на минуту закрыл глаза.
– Когда я впервые очутился на большом складе с гигантской дощатой рамой, у меня захватило дух. Мне ужасно хотелось этим заниматься, но как обойтись без карточек и блокнотных листков из запасов Люси? Я почувствовал себя большим и маленьким одновременно. Но мистер Калхун принес подвесной проектор, похожий на тот, что был у нас в школе. Оказалось, я должен рисовать как обычно, после чего рисунок наносили на стекло и проецировали по четвертям на бумагу. Всё, что мне оставалось сделать, – это перенести на нее линии. А потом раскрасить. Четыре части склеивали друг с другом уже на щите. Мистер Питерс стал объяснять мне, насколько глубоко нужно вбивать в землю столб при сооружении конструкции щита, как опускать лестницу, как поднимать части плаката в пакете, как закрашивать старую рекламу, прежде чем наклеивать новую, а если накопилось слишком много слоев, соскребать ее. Пока он говорил, я все время качал головой. А потом заявил ему: «Я художник по рекламе и работаю в одиночку». Мистер Питерс положил руки на задний борт своего грузовика и ответил: «Джон Милтон, твое дело – рисовать баннеры. Дело Коди – продавать рекламу. Мое – строить щиты. А Патти – это клей, который скрепляет нас вместе. Нас четверо, мы – команда». – Джон Милтон положил ладонь на траву между ними. – Я родился, чтобы рисовать рекламу. Но выяснилось, что еще мне по душе вбивать в землю столбы. А больше всего мне понравилось подниматься над обычным миром – я этого не знал, пока меня впервые не заставили вскарабкаться наверх, – это оказалось похоже на первый удар «блинчика» по воде.
Анджелина как въяве видела всё это.
– Именно эту историю Люси никогда не надоедало слушать. Но кое-что я так и не смог ей рассказать.
– Расскажите мне.