Такеси Ковач

— По-разному. Бо́льшую часть дня, — слова дались мне с трудом. — Все должно закончиться к ночи. Это часть ритуала. Если никто не прекратит процесс раньше, с последними лучами солнца машина рассекает и разнимает на части череп. Этим обычно все завершается, — мне хотелось остановиться, но никто, похоже, не собирался меня останавливать. — Офицеры и сержанты могут поставить на голосование «удар милосердия», но только ближе к вечеру — даже те, кто хочет, чтобы это закончилось. Они не могут себе позволить выглядеть более мягкотелыми, чем рядовой состав. И даже когда голосование происходит вечером, оно не всегда оканчивается в пользу приговоренного к казни.

— Сутьяди убил командира взвода «Клина», — сказала Вонгсават. — Думаю, голосования не будет.

— Он ослабел, — с надеждой в голосе произнесла Вардани. — Радиационное отравление…

— Нет, — я согнул правую руку, и плечо пронзила стрела боли, пробившись сквозь защиту нейрохимии. — Маорийские оболочки разработаны в расчете на боевые условия и пребывание в токсичной среде. Очень высокая устойчивость.

— Но нейрох…

Я покачал головой:

— Можешь на это не рассчитывать. Машина сразу делает на это поправку, вырубает системы контроля боли первыми, просто выдирает их.

— Тогда он умрет.

— Нет, не умрет, — проорал я. — Об этом позаботятся.

Мой выкрик практически положил конец разговору.

Прибыла пара медиков: один из них — тот, кто занимался мной в прошлый раз, вторая — суроволицая женщина, которую я видел впервые. Они осмотрели мою руку с подчеркнуто бесстрастным профессионализмом. Наличие на моей шее ингибитора и то, что это говорило о моем статусе, не вызвало с их стороны комментариев. Разбив осколки кости вокруг поврежденного локтевого сустава с помощью микроультравиба, они ввели био для регенерации в виде длинных, уходящих далеко вглубь мононитей с зелеными ярлычками на концах, выходящих на поверхность кожи, и чипом, который информировал мои костные клетки о том, что им следует делать и, что еще важнее, чтобы, сука, быстро. Не филонить тут у меня. Плевать, к чему ты там привык в нормальном мире, теперь ты участвуешь в особой военной операции, солдат.

— Пара дней, — сказал тот, которого я знал, отклеивая эндорфинный дермальник со сгиба моей руки. — Мы зачистили края, так что, если придется пошевелить рукой, окружающие ткани не повредятся. Но боль будет зашибись, и регенерации это мешает, так что постарайтесь этого не делать. Я зафиксирую вам руку, чтобы вы не забывали.

Пара дней. Мне очень повезет, если через пару дней моя оболочка еще не протянет ноги. В памяти всплыло воспоминание о докторше из орбитального госпиталя. «Ох, да к такой-то матери». Вся абсурдность ситуации разом вскипела в моем сознании и прорвалась наружу ввиду внезапной и неожиданной ухмылки.

— Вот спасибо. Мы же не хотим мешать оздоровительному процессу, правильно?

Он слабо улыбнулся в ответ и сразу же поспешно перевел глаза обратно на руку. Фиксатор плотно сжал ее от бицепса до нижнего предплечья в теплом, успокаивающем и тугом объятии.

— Вы входите в бригаду при анатомайзере? — спросил я.

Он бросил на меня испуганный взгляд:

— Нет. Это в основном сканирование, я этим не занимаюсь.

— Мы уже закончили, Мартин, — резко сказала женщина. — Нам пора.

— Угу.

Но собирался он медленно и неохотно. Я смотрел, как исчезают в его полевой сумке перемотанные клейкой лентой хирургические инструменты и яркие полоски запечатанного дермальника.

— Эй, Мартин, — кивнул я на сумку. — А оставь-ка мне этих розовеньких. Я думал поспать подольше.

— Э-э…

Медичка кашлянула:

— Мартин, нам не…

— Ой, да заткнулась бы ты уже на хрен, — внезапно вспылил он; инстинкт посланника тут же заставил меня протянуть руку к сумке за его спиной. — Ты мне не командир, Зейнеб. Я ему дам, что сочту нужным, и ты, к чертям…

— Все нормально, — негромко сказал я. — Я уже взял.

Оба медика уставились на меня.

Я поднял левой рукой длинную полоску эндорфинных дермальников и натянуто улыбнулся:

— Не волнуйтесь, все сразу не использую.

— Может быть, и стоит, — сказала медичка. — Сэр.

— Зейнеб, сказал же, заткнись, — Мартин торопливо подхватил сумку, прижав ее к груди, будто ребенка. — Вы… э-э… они быстродействующие. Не больше трех за один раз. Этого хватит, чтобы отключиться и не слы… — он сглотнул. — Того, что будет с вами происходить.

— Спасибо.

Они собрали оставшиеся инструменты и ушли. У выхода Зейнеб обернулась, и ее рот искривился. Говорила она слишком тихо, чтобы я мог расслышать. Мартин занес руку, словно хотел отвесить ей подзатыльник, и оба выскользнули наружу. Проводив их взглядом, я перевел глаза на пачку дермальников, зажатую в кулаке.

— Так ты собираешься решить проблему? — холодно вполголоса произнесла Вардани. — Закинуться и забыться?

— Есть идея получше?

Она отвернулась.

— Ну тогда снимай белое пальто и засунь свою праведность куда подальше.

— Мы могли бы…